Нагиб Махфуз - Фараон и наложница

— Горячее дыхание людей раздражало меня. А жара — как она утомила меня. Снимите с меня одежды. Я хочу ощутить на своем теле прохладную воду.

Первая рабыня приблизилась к своей хозяйке и осторожно сняла покрывало, сотканное из золотых нитей из вечного Мемфиса. Затем к ней подошли две другие рабыни и сняли шелковую мантию, обнажив прозрачную сорочку, покрывавшую ее тело от груди до коленей. Подошли еще две рабыни и ловкими руками сняли приносящую удачу блузку, подчеркивавшую ослепительные формы обнажившегося тела, в сотворении которого участвовали все боги, причем каждый проявил свое искусство и способности.

Подошла еще одна рабыня и вытащила заколки из черных как ночь волос, те волнами рассыпались по ее телу и прикрыли его от шеи до запястий. Рабыня наклонилась, развязала золотые сандалии и поставила их у края пруда. Тело Радопис покачивалось, когда она начала медленно спускаться по мраморным ступеням в воду. Сначала вода скрыла ее ступни, затем ноги и бедра. Наконец она целиком погрузилась в тихую воду, которая впитала сладкий запах тела и взамен подарила ему прохладу. Радопис расслабилась и предалась воде, нежась, плещась и резвясь, забыв обо всех заботах. Она плавала долго, иногда на спине, иногда на животе, затем на одном, потом на другом боку.

Радопис не стала бы выходить из пруда, оставаясь в сладком забытьи, если бы вдруг ее ушей не достигли полные ужаса крики рабынь. Она перестала плавать и, повернувшись к ним, увидела огромного коршуна, камнем устремившегося к краю пруда. Птица захлопала крыльями, и Радопис издала пронзительный, полный ужаса крик. Дрожа от страха, она нырнула под воду и задержала дыхание, вскоре ей казалось, будто ее легкие лопнут. Когда больше пребывать в таком положении стало невыносимо, она боязливо высунула голову из воды и с опаской оглянулась вокруг себя. От птицы не осталось и следа, но когда она взглянула на небо, то заметила, что коршун как раз приближается к горизонту. Она быстро подплыла к краю бассейна и нетвердой походкой, еще не оправившись от потрясения, взошла по ступеням. Радопис надела одну сандалию, но не смогла найти другую. Она начала искать ее, затем спросила:

— Где вторая сандалия?

— Коршун унес ее, — ответили перепуганные юные рабыни.

На ее лице мелькнуло выражение печали, но ей было некогда горевать о потере. Она вбежала в павильон, все рабыни собрались вокруг нее и стали вытирать капельки воды, сверкавшие на матовой коже ее пышного тела, словно жемчуг.

Пока близился закат, Радопис готовилась к приему гостей. Их количество значительно возросло в дни празднества, привлекшего людей к югу со всех концов страны. Она облачилась в самые красивые одежды и украсилась самыми изящными драгоценностями. Затем она оторвалась от зеркала и направилась в зал приемов дожидаться прибытия гостей, ибо уже настало время приглашать их.

Этот зал представлял собой жемчужину искусства и архитектуры. Его создал архитектор Хени, решивший придать ему овальную форму, выстроить стены из гранита, как в домах богов, покрыть их слоем кремния и воспользоваться изумительными красителями. Со сводчатого потолка свисали лампы, украшенные серебром и золотом.

Скульптор Хенфер украсил стены, а ее любовники соревновались в том, кто лучше обставит зал, даря ей красивые кресла, роскошные кушетки и изящные наряды. Среди этих произведений искусства самым чудесным был трон Радопис, созданный из самой превосходной слоновой кости. Он стоял на ножках из слоновых бивней, а сиденье было сделано из чистого золота, инкрустированного изумрудами и сапфирами. Это был подарок от губернатора острова Биге.

Радопис не пришлось долго ждать, ибо появилась рабыня и объявила о приезде мастера Анина, торговца слоновой костью. Анин тут же вошел и бросился к ней, его свободно ниспадавшие одежды развевались. За ним вошел слуга, неся позолоченную шкатулку из слоновой кости. Он поставил ее рядом с креслом куртизанки и покинул зал. Торговец склонился над рукой Радопис и поцеловал кончики ее пальцев. Она улыбнулась ему и приятным голосом произнесла:

— Добро пожаловать, мастер Анин. Как поживаешь? Ты должен чаще бывать у меня. Мы так давно не виделись.

Анин рассмеялся. Он был восхищен.

— Что я могу поделать, моя повелительница? — ответил он. — Я сам выбрал себе такую жизнь, или же парки распорядились так, чтобы я все время находился в пути. Я странник, кочующий из одной страны в другую. Половину этого года я провел в Нубии, а другую половину — между севером и югом, покупая и продавая, продавая и покупая. Я все время в движении.

Радопис взглянула на шкатулку из слоновой кости и, все еще улыбаясь, поинтересовалась:

— Что это за чудесная шкатулка? Наверное, это один из твоих драгоценных подарков?

— Вернее, не сама шкатулка, а то, что лежит в ней. Эта вещь сделана из бивня дикого слона. Торговец из Нубии, у которого я купил ее, поклялся, что погибли четыре самых смелых из его людей, пока не удалось справиться с этой бестией. Я хранил эту вещь в надежном месте и ни разу не показал своим покупателям. Затем, решив немного отдохнуть в городе Танис, я отдал ее в руки самых искусных мастеров города. Те покрыли шкатулку слоем чистого золота с внутренней стороны и позолотили с внешней и сделали чудесный кубок, из которого достойны пить лишь фараоны. Я подумал про себя: «Как справедливо, что этот кубок, стоивший многих драгоценных жизней, станет подарком для той, ради которой не жалко никаких трудов, если только она примет его».

Радопис вежливо рассмеялась и ответила:

— Что ж, благодарю тебя, мастер Анин. Твой подарок, невзирая на его огромную ценность, не столь красив, как твои слова.

Он был вне себя от радости и, глядя на нее глазами, полными восхищения и вожделения, сказал замирающим голосом:

— Как ты прекрасна, как восхитительна. Всякий раз, возвращаясь из странствий, я нахожу тебя еще прелестнее и очаровательнее, чем ты была до моего отъезда. Мне кажется, что времени остается лишь подчеркивать и множить твою несравненную красоту.

Радопис внимала его хвалу своей красоте, как человек слушает знакомую мелодию, и, подумав, что капля злой иронии не помешает, спросила:

— Как поживают твои сыновья?

Анин испытал чувство разочарования и умолк, затем склонился над шкатулкой и снял с нее крышку. Она увидела кубок, лежавший на боку.

— Как язвителен твой юмор, сударыня, — сказал он, взглянув на нее. — Однако ты не найдешь на моей голове ни единого седого волоса. Разве тот, кто взглянул на твое лицо, может сохранить хоть тень любви к другой женщине?

Радопис не ответила и продолжала улыбаться. Затем она пригласила его сесть, и он расположился рядом с ней. Радопис тут же приняла группу торговцев и землевладельцев, некоторые из них бывали в ее дворце каждый вечер, с другими же она встречалась только на праздниках и по особым случаям, но она приветствовала всех пленительной улыбкой. Тут Радопис увидела стройную фигуру скульптора Хенфера, появившегося в зале. У него были жесткие курчавые волосы, приплюснутый нос и чуть выдавалось адамово яблоко. Скульптор был из тех, чье общество доставляло ей удовольствие, и она протянула руку, которую тот нежно поцеловал.