Филиппа Грегори - Земные радости

— Я уверена, вы найдете утешение… — начала Джейн.

Джон потрепал невестку по щеке.

— Похоже, ты уже борешься за мою душу. А я хочу, чтобы мою душу оставили в покое.

— Хорошо. — Джейн улыбнулась, признавая свое поражение. — Желаете взглянуть на малыша Джона?

— Да, — кивнул Традескант.

Тогда Фрэнсис принесла младенца и осторожно положила его дедушке на колени. Малыш Джон уперся кулачками дедушке в грудь, откинулся назад и стал изучать его лицо.

— Он все еще не умеет правильно кушать, — пожаловалась Фрэнсис.

— Почему нет? — осведомился Традескант.

— Он все еще сосет, — пояснила Фрэнсис. — Он как маленький козленочек.

Джон улыбнулся внучке.

— Ты что, не любишь своего братика?

Фрэнсис теснее прижалась к деду.

— Да нет, он нормальный, — признала она. — Только мне не нравится, что все с ним так носятся. Но ведь ты все равно любишь меня больше всех, дедушка?

Одной рукой Джон крепко держал младенца, а другой привлек к себе внучку и поцеловал ее гладкую теплую головку, как раз в то местечко, где начинался простой белый чепчик, который она носила по настоянию матери.

— Знаешь, быть любимицей далеко не всегда хорошо, — заметил он, вспомнив о герцоге, о парламенте, обвинявшем его в измене, и о короле, который все еще оплакивал друга.

— Нет, всегда, — возразила Фрэнсис. — Я всегда была твоей любимицей и сейчас тоже.

Она уютно устроилась в изгибе его локтя.

— Конечно, ты моя любимица, — заверил Традескант. — Моя драгоценная девочка.

— И когда я вырасту, я буду садовником у короля, — заявила она решительно. — И буду главной в «Ковчеге».

Джон покачал головой.

— Девочки не бывают садовниками.

— А кухарка говорит, что девочки могут быть садовниками, потому что в Судный день мужчины и женщины будут равны, — выпалила Фрэнсис. — И что пророчествовать и проповедовать легко дается тем женщинам, которые вы… выбега… избегают полевых радостей.

— Наверное, ты хочешь сказать, плотских радостей, — неуверенно поправил Джон.

— Полевых, — настаивала Фрэнсис. — Это значит, что нельзя танцевать вокруг майского шеста, покупать гостинцы на ярмарке и играть в церковном дворе в праздничные дни.

— Думаю, ты права, — согласился Джон.

Он очень боялся расхохотаться, но ухитрился превратить смех в хриплый кашель.

— Так вот, я собираюсь избегать полевых радостей и жить безгрешно, — продолжала Фрэнсис. — И тогда я стану королевским садовником.

— Посмотрим, — умиротворяюще промолвил Традескант.

— А малыш Джон будет королевским садовником? — строго спросила Фрэнсис.

Традескант поуютнее устроил малыша в кольце своих рук, взял его за пухлую ручку в перевязочках и тактично сказал:

— Он еще слишком мал для работы. А вот ты уже большая девочка. К тому времени, когда он будет еще только учиться, ты уже будешь давным-давно пророчествовать и садовничать.

Это был правильный ответ. Фрэнсис просияла и направилась к двери.

— Мне пора идти, — серьезно объявила она. — Нужно полить рассаду.

— Вот видишь, ты уже настоящий садовник, — подбодрил Традескант внучку, — а малыш Джон пока только на руках у дедушки сидеть может.

Фрэнсис выскочила за дверь. Джон посмотрел в окно и увидел, как она тащит тяжелую бутыль для поливки к грядкам с рассадой, что были разбиты у теплой южной стены. Ее тоненький большой палец был слишком маленьким, чтобы надежно заткнуть горлышко бутылки, и она оставляла за собой след из светящихся водяных брызг, как будто за ней ползла змейка.

Как-то Традескантам в Ламбет доставили послание с королевской печатью. В нем было требование уплатить налог, новый налог, еще один налог.

Стоя у венецианского окна в комнате с редкостями, Джон развернул письмо. Сын был рядом.

— Налог на флот, — сообщил Традескант. — Деньги на корабли.

— Нам не нужно его платить, — отмахнулся Джей. — Это только для портов и приморских городов, которые флот защищает от пиратов и контрабандистов.

— Похоже, мы все-таки будем платить, — мрачно изрек Джон. — Видимо, всем придется платить.

Джей выругался, сделал несколько быстрых шагов по комнате, потом так же быстро подошел к отцу.

— Сколько?

— Достаточно много, — отозвался Джон. — У нас есть сбережения?

— Мы не трогали мой заработок за последние три месяца, но эти деньги отложены на весну, на покупку саженцев и семян.

— Придется запустить туда руку, — вздохнул Джон.

— Мы можем отказаться платить?

Традескант отрицательно покачал головой.

— А следовало бы! — пылко воскликнул Джей. — Король не имеет права облагать налогами. Сначала парламент одобряет налог и выслушивает жалобы, если они есть, потом облагает налогом и передает собранные деньги его величеству. Король не должен сам взыскивать деньги. Он не может просто придумывать налоги и делать все, что вздумается. Когда это кончится?

Джон снова покачал головой.

— Король разогнал парламентариев и вряд ли снова пригласит их. Мир изменился, Джей, а больше всего — сам король. Раз он ввел новый налог, нам придется платить. У нас нет выбора.

Джей в ярости уставился на отца.

— Ты всегда твердишь, что у нас нет выбора, — упрекнул он.

Джон устало посмотрел на сына.

— А ты всегда кричишь, как пустомеля. Я знаю, ты думаешь, что я старый дурак, Джей. Тогда посоветуй, как нам быть. Ты откажешься платить налог. Тебя бросят в тюрьму. Твои жена и дети будут голодать. Наше дело разрушится, Традесканты разорятся. Гениальный план, сынок. Я аплодирую стоя.

Джей выглядел так, словно вот-вот взорвется. Но вдруг рассмеялся коротким горьким смехом.

— Что ж, — промолвил он. — Очень хорошо. Ты прав. Но мне это не по нутру.

— Многим не по нутру, — парировал Традескант. — Но они заплатят.

— Когда-нибудь они откажутся, — предрек Джей. — Невозможно из года в год душить страну и избежать встречи лицом к лицу с народом. Настанет время, когда добрые граждане будут отказываться в таких количествах, что королю придется их выслушать.

— Может быть, — задумчиво произнес Джон. — Но никто не ведает, когда это будет.

— Если бы король знал о возражениях среди своих подданных! Им не нравится, что за них решают, когда ходить в церковь и как молиться, им не нравится, что их заставляют играть в церковном дворе после службы, словно они малые дети! А ведь есть в стране люди, которые хотят использовать воскресенье для размышлений, а не для стрельбы из лука и подобных занятий. Если бы король знал все это…

— Верно, — согласился Джон. — Но ведь Карлу это неизвестно. Он выгнал самых достойных, а оставшиеся при дворе никогда не сообщат плохие новости.