Филиппа Грегори - Алая королева

Сложно сказать, как долго я простояла на коленях, шепча слова молитвы. Никто меня не прерывал, и мне показалось, что я целый год провела так, охваченная этим священным огнем; когда же наконец я осмелилась открыть глаза, то, изумленно моргая, обнаружила перед собой лишь пляшущее пламя свечи. Я медленно поднялась на ноги и прислонилась к столбику кроватного полога, чувствуя слабость в коленях, вызванную этим откровением и внезапным ощущением собственной святости. Потрясенная до глубины души, я присела на краешек постели и стала гадать, каковы же истинная природа и цель моего призвания. Жанна была призвана спасти Францию от завоевателей и посадить на трон истинно французского короля. Должна же быть какая-то причина того, что я оказалась рядом с ней в полях Домреми, что всю жизнь я видела ее во сне и мечтала о подобной участи. Может, и я призвана спасти свою страну, как она спасла Францию? Может, и я призвана спасти Англию — от опасности, от нестабильности, от бесконечных войн — и посадить на трон истинно английского короля? И я поняла: когда наш король Генрих умрет, то, даже если его сын и сумеет выжить, именно мой мальчик, тот, что растет сейчас у меня в животе, унаследует трон Англии. Теперь я твердо это знала. И твердо знала, что у меня будет мальчик. Теперь я поняла смысл своего видения. Да, именно мой сын взойдет на английский престол. И благодаря его правлению ужасы бесконечных войн с Францией останутся в прошлом. Родив его, я возведу его на трон и стану руководить им и направлять его от имени Господа нашего, я научу его любить и понимать слово Божье. Это предначертано мне свыше: я должна сделать своего сына королем Англии, и тогда те, кто смеялся над моими видениями и сомневался в моей избранности, будут называть меня «ваше высочество», «королева-мать». И я буду подписываться «Margaret Regina» — королева Маргарита.

Положив руку на свой живот, по-прежнему совершенно плоский, как у девочки, я тихо промолвила:

— Король… Ты станешь королем Англии.

Я была уверена: ребенок меня слышит и понимает, что ответ за его судьбу, а вместе с тем и за судьбу всей Англии мне держать перед самим Господом, который отныне назначил меня хранительницей будущего короля.

Твердая убежденность в том, что мой сын, которого я ношу в чреве, станет королем и тогда каждый будет почтительно склонять предо мною голову, очень поддерживала меня в первые месяцы беременности, когда по утрам меня мучили тошнота и слабость, а потом весь день я ощущала себя совершенно разбитой и глубоко несчастной. Стояла жара; Эдмунд каждый день объезжал поля, где крестьяне занимались уборкой сена, и отгонял от границ наших владений тех, кто нагло хотел чем-то поживиться или нанести нам иной урон. Например, Уильям Херберт, яростный сторонник Йорка, полагал, что сможет безнаказанно прибрать к рукам весь Уэльс, пока король Генрих погружен в свои загадочные сновидения. Херберт со своим войском прошелся по нашим землям и собрал налоги, ссылаясь на то, что якобы регент Йорк именно его назначил теперь правителем Уэльса. И он, кстати, действительно был поставлен на эту должность своим старым приятелем графом Уориком, однако задолго до этого сам король Генрих поручил нам, Тюдорам, править Уэльсом, и мы с той поры и по сей день честно исполняли свой долг независимо от того, пребывает ли король в сознании или по-прежнему спит. Получалось, что и Херберт, и Тюдор имеют право называть себя законными правителями Уэльса, поскольку оба действительно оказались назначенными на эту должность, хотя и в разное время; но, если судить по справедливости, Тюдорам эта привилегия была дарована королем и принадлежала им по праву, а Херберту — нет. Господь тому свидетель; и я чувствовала, как Он улыбается в ответ на мои здравые рассуждения.

Эдмунд и Джаспер пребывали в состоянии перманентной глухой злобы из-за постоянных налетов на наши земли, совершаемых Хербертом и другими сторонниками Йорков. Братья не раз писали об этом своему отцу, Оуэну Тюдору, и даже планировали совместную военную кампанию; их отец, в свою очередь, неоднократно выезжал со своими людьми грабить земли Йорков. Все происходило в точности так, как и предрекала моя мать. Правитель страны, Ланкастер, крепко спал, находясь на королевском троне, зато регент Англии Йорк был чрезвычайно бодр и деятелен. Теперь большую часть времени Джаспер пропадал во дворце, хлопоча над нашим спящим королем, точно встревоженная наседка над тухлым яйцом. Он рассказывал, что королева практически совсем забросила мужа и уехала из Лондона в более безопасное место — город-крепость Ковентри, мощные стены которого легко выдержали бы даже натиск целой армии; судя по всему, она предполагала, что именно из Ковентри ей и придется править Англией, держась подальше от предательского Лондона. Джаспер утверждал, что лондонские купцы и половина населения южных графств горой стоят за Ричарда Йорка, надеясь на восстановление мира и возможность спокойно заниматься торговлей, делать деньги и не беспокоиться ни о присутствии на троне истинного короля, ни о воле Господней.

Тем временем буквально каждый лорд готовил свой отряд к войне и выбирал, на чьей стороне сражаться; Джаспер с Эдмундом ждали лишь конца сенокоса, собираясь затем тоже приказать своим подданным вооружиться косами и топорами и выступить против Уильяма Херберта, дабы проучить его и показать, кто на самом деле хозяин Уэльса. Наконец этот день настал, и я спустилась к воротам замка помахать им на прощание и пожелать успеха. Джаспер велел мне жить спокойно и ни о чем не беспокоиться, он заверил меня, что не пройдет и двух дней, как они одержат над Хербертом победу, захватят его замок Кармартен и вернутся домой — как раз к уборке урожая. Однако минуло два дня, потом еще два, а от них по-прежнему не было никаких вестей.

Мне было предписано каждый день после полудня ложиться отдыхать. Моя гувернантка, которой поручили заботиться о моем здоровье пуще родной матери, поскольку я, возможно, ношу под сердцем будущего наследника королевского трона, задергивала шторы на окнах, чтобы я ни в коем случае не вздумала читать тайком при свече или, что еще хуже, молиться, преклонив колена, и устраивалась возле моей постели. Я должна была лежать и размышлять о чем-нибудь приятном и веселом — тогда ребенок родится крепким и спокойным. Зная, что мне предстоит быть матерью будущего короля, я подчинялась этим требованиям и старалась думать о крепких конях и красивых одеждах, о магии рыцарских турниров, о пышном королевском дворе и о королеве в невероятном платье цвета рубина. Но в тот день я услышала за дверью какой-то странный шум и мгновенно села на постели. Обнаружив, что моя гувернантка крепко спит в кресле, а не следит за мной в оба глаза, как за драгоценным сосудом, в котором содержится будущий король Англии, я тихонько поднялась и подошла к двери. Когда я приоткрыла ее, то увидела нашу горничную Гвинет; ее лицо было белым как мел, в руке она держала какое-то письмо.