Джинн Калогридис - Дьявольская Королева

Но я не успела вставить и слова, поскольку гость продолжил:

— Не хочу показаться чудовищем, мадам, говоря о своем несчастье, в то время как вижу вас в трауре. Просто поверьте: я понимаю ваше горе. Недавно я узнал, что вы оплакиваете потерю двух маленьких дочек. Нет большей трагедии, чем смерть ребенка. Молюсь Господу, пусть он облегчит вашу боль и страдания короля.

— Благодарю вас, господин Нострадамус — Сочувствие его было таким искренним, что я боялась заплакать, а потому сменила тему. — Прошу вас, садитесь. Вы и так уже из-за меня намучились. Присаживайтесь, я расскажу вам, когда родились дети.

И я указала на кресло, стоявшее напротив меня, и на пуфик, принесенный специально для его ноги.

— Вы очень добры, ваше величество.

Гость опустился в кресло, с легким стоном положил на пуф больную ногу и подвинул трость к себе поближе.

— Вам понадобятся бумага и перо, месье?

Нострадамус постучал по лбу пальцем.

— Нет, я запомню. Начнем со старшего ребенка. Дофин родился девятнадцатого января тысяча пятьсот сорок четвертого года. Для правильного гороскопа мне нужны…

— Час рождения и место, — перебила я. — Ни одна мать не забывает таких вещей. Франциск родился во дворце Фонтенбло, через несколько минут после четырех часов дня.

У меня был талант к вычислениям, и я умела составлять гороскопы, хотя в собственные интерпретации не верила.

— Через несколько минут… — Гость уже не стучал себя по лбу пальцем, а потирал им лоб, словно загонял этот факт себе в память. — А точнее? Через сколько именно? Через три или через десять?

Я нахмурилась, стараясь вспомнить.

— Меньше чем через десять. Точнее ответить не могу; я тогда очень устала.

Мы не касались моих дочерей Елизаветы и Марго: по салическому закону [1] Принцип престолонаследия, согласно которому престол наследуется членами династии по нисходящей непрерывной мужской линии: сыновья государей, внуки (сыновья сыновей), сыновья этих внуков и т. п. женщина не может наследовать трон Франции. Необходимо было сосредоточиться на наследниках — на Карле-Максимилиане, родившемся двадцать седьмого июня 1550 года в Сен-Жермен-ан-Ле, и на моем дорогом Эдуарде-Александре. Он появился через год после Карла, девятнадцатого сентября, через двадцать минут после полуночи.

— Благодарю вас, Madame la Reine, — сказал Нострадамус, когда я закончила. — Через два дня представлю вам полный отчет. Некоторые приготовления я уже сделал, поскольку даты рождения мальчиков всем известны.

Казалось, гость не собирается вставать. Он сидел и смотрел на меня своими ясными спокойными глазами. Пока тянулось молчание, я набралась храбрости.

— У меня бывают дурные сны, — сообщила я.

Судя по всему, Нострадамус ничуть не удивился моим словам.

— Могу я быть откровенным с вами, мадам? — вежливо спросил он и сам же продолжил: — У вас есть астрологи. Я не первый составлю гороскопы вашим детям. Разумеется, я сделаю свою работу, но вы ведь не только за этим меня позвали.

— Да, — призналась я, — прежде я ознакомилась с вашими предсказаниями.

Откашлявшись, я процитировала тридцать пятый катрен:

Когда я впервые прочитала эти строки, у меня подогнулись колени.

— Я пишу то, что должен. — Теперь глаза Нострадамуса выражали осторожность. — Не возьму на себя смелость разбирать значение Его слов.

— А я возьму. — Я подалась вперед, не в силах скрывать свое волнение. — Мой муж король… он лев. Старший. Мне снилось…

Тут я запнулась, не желая озвучивать ужасающее видение.

— Мадам, — ласково произнес Нострадамус, — мы с вами хорошо понимаем друг друга; думаю, лучше, чем весь остальной мир нас понимает. Вы и я способны видеть то, что не видят другие. И это не может нас не тревожить.

Я отвернулась и посмотрела из окна на сад, где под ярким солнцем среди зеленых кустов резвились Эдуард, Марго и маленький Наварр. Воображение рисовало мне расколотые черепа, вспоротые тела и людей, тонущих в потоках крови.

— Не хочу больше ничего видеть, — горько заметила я.

Не знаю, как он догадался. Возможно, прочел по моему лицу, как чародей читает судьбу по линиям на ладони. А может, ознакомился с моим гороскопом и обнаружил неблагоприятно расположенный Марс. Или уловил что-то в моих глазах, когда я декламировала тридцать пятый катрен.

— Король умрет, — продолжала я. — Мой Анри умрет совсем молодым. Ужасная смерть, если только что-нибудь ей не помешает. Вы это знаете, об этом говорится в вашем четверостишии. Месье, я правильно вас поняла? Вы поможете мне, месье? Что нужно сделать, чтобы предотвратить смерь моего мужа? Он моя жизнь, моя душа. Если он умрет, я не захочу больше жить.

Я думала, что мой сон имеет отношение только к Генриху. Думала, что его ужасная кончина будет самым худшим событием для меня, а также для его наследников и для Франции в целом.

Сейчас понимаю, как жестоко я ошибалась. И какой была глупой, когда рассердилась, услышав спокойные слова пророка:

— Я лишь передаю волю Господа, Madame la Reine, которая должна быть исполнена. И не беру на себя смелость трактовать Его фразы. Если Господь послал вам видения, вы должны разобраться, зачем он это сделал. Такова ваша ответственность.

— Моя ответственность — сохранить жизнь королю. Я отвечаю за своих детей.

— Ваше сердце обманывает вас, — заявил пророк.

Я содрогнулась, словно в меня вцепились невидимые когти. Когда он снова заговорил, его голос зазвучал так… словно со мной был не человек.

— Эти дети, — пробормотал он.

Я почувствовала, что от него не скроется даже самый темный секрет, и прижала ладонь к своему кровоточащему сердцу, надеясь скрыть правду.

— Звезды этих детей ущербны, Madame la Reine.

День, когда я встретила колдуна Козимо Руджиери, — одиннадцатое мая — был нехорошим днем. Я ощутила это на рассвете, услышала по звукам с улицы.

К тому моменту я уже встала, оделась и готова была спуститься; тут и раздался стук копыт по брусчатке. Я встала на цыпочки и выглянула в окно спальни, выходящее на широкую виа Ларга.

Там Пассерини осаживал взмыленную лошадь. Его сопровождал десяток вооруженных людей. На Пассерини было красное кардинальское облачение, но камилавку он то ли забыл, то ли она слетела с него во время бешеной скачки. Седые волосы торчали пучками. Он орал на конюха, чтобы тот поскорее распахнул ворота.