Нагиб Махфуз - Мудрость Хеопса

Какое чудесное зрелище! Если бы она сама могла хоть раз вкусить прелесть материнства, покормить грудью малыша, то с радостью отдала бы за это свою жизнь! О бог наш! Владыка не поможет и не сжалится над ней, и муж не простит ее. Возможно, супруг действительно оставит ее, выгонит из своего дома, и она будет обречена на одинокую и несчастную жизнь. Без мужа, без ребенка.

Зайя все смотрела на счастливую мать. «Ах, если бы у меня был такой сын! — подумала она про себя. — Что, если я возьму этого ребенка и притворюсь, будто он мой, особенно после стольких лет молитв богам с просьбой подарить мне дитя?»

В ее замыслах не было зла. Скорее, служанка грезила — подобно душе, мечтающей о невозможном и о том, что никогда не исполнится.

Зайя совсем забылась в своем выдуманном мире — небеса создавали для нее счастье на крыльях мечтаний. В них она уже видела себя идущей в Мемфис к своему мужу с прекрасным ребенком на руках. «Я родила тебе чудесного мальчика, Карда». И супруг стал бы целовать и обнимать ее вместе с маленьким Джедефом. Уставшая от тяжелой дороги, от тяжких дум и фантазий, она привалилась на правый бок, держа поводья одной рукой, а другой подперев голову. Зайя отпустила свой разум в свободное плавание, пока его полностью не поглотило царство грез. Тем временем дневное светило опускалось за западный горизонт, освещая небо кровавым заревом заката…

Наконец служанка очнулась и вернулась в мир реальных ощущений. Сначала Зайя долго не могла сообразить, где она и что с ней происходит. Будто бы она пробуждается в своей постели в доме своего покровителя, жреца бога Ра. Ее знобило. Она вытянула руку, пытаясь подтянуть к себе одеяло, но рука ее погрузилась во что-то, похожее на песок. Удивившись, Зайя открыла глаза и увидела над своей головой черное небо, усеянное звездами. Она почувствовала странное покачивание и вспомнила повозку, госпожу Руджедет с ее маленьким ребенком и все, что всемогущий сон заставил ее позабыть.

Но где же они очутились? Какое сейчас время ночи?

Зайя огляделась вокруг — с трех сторон ее окружал океан тьмы. В четвертой она увидела далекий тусклый свет, несомненно исходивший от деревень, разбросанных вдоль берега Нила. Других признаков жизни в том направлении, куда брели волы, не было.

Опустошенность мира забралась в ее душу. Его мрак пронзил сердце женщины. Было холодно, от жуткой дрожи и страха ее зубы стучали. Зайя вглядывалась во тьму расширенными глазами, ожидавшими появления непередаваемых ужасов.

Служанке показалось, что на темном горизонте она различила призрачные силуэты бедуинов. Она помнила, что люди рассказывали о синайских племенах — как они врывались в деревни, похищали заблудившихся путешественников и нападали на торговые караваны. Наверняка, повозка станет для них отличной добычей — со всем тем зерном, что в ней было насыпано, и волами, которые тащили ее. Что уж говорить про двух женщин — их красота обязательно привлечет внимание вождя разбойников. Зайя обезумела от страха. Спустившись на землю, она посмотрела на спавшую мать и ребенка, чьи лица освещал свет луны и мерцающих звезд. Уже не раздумывая, она протянула руки, подняв малыша, служанка обернула его тельце теплым одеялом и отправилась туда, где тускло светились огни какого-то города. Может быть, это Мемфис? Зайя отошла далеко, когда ей показалось, что сзади ее окликает чей-то испуганный голос. Она решила, что бедуины окружили повозку с ее госпожой. Объятая первобытным страхом, служанка ускорила шаг. Ничто уже не могло остановить ее: ни пески, ни чудовищная усталость. Она напоминала человека, провалившегося в бездну, увлекаемого собственным весом и неспособного остановить свое падение.

Возможно, уснув, она забралась не так уж далеко в пустыню, как думала раньше, или преодолела гораздо большее расстояние, направляясь к своей цели, потому что скоро почувствовала под ногами не песок, а твердую землю, похожую на покрытие великой пустынной дороги. Обернувшись, Зайя не увидела ничего — лишь непроглядную тьму. Ноги женщины отяжелели. Идти больше не было сил. Она упала на колени, отчаянно хватая ртом воздух. Страх все еще владел всем ее существом, она не могла пошевелиться, подобно оцепеневшей от ужаса жертве, преследуемой хищниками, Зайя застыла. Откуда к ней может прийти спасение? Или погибель?

Внезапно ей почудилось, что она слышит грохот колесниц и ржание лошадей. На самом ли деле она видела колеса, воинов и жеребцов или это кровь шумела у нее в голове? Голоса в ночи стали отчетливее, женщина действительно увидела очертания всадников, возвращавшихся с севера. Зайя не знала, едут они с миром или хотят убить ее и ребенка. Прятаться было поздно, да и некуда. Вдобавок младенец проснулся и залился горьким плачем. Стоя на коленях посреди дороги и боясь оказаться раздавленной колесницами, Зайя закричала:

— Всадники! Услышьте меня! Я здесь!

Она снова окликнула их и потом сдалась на милость судьбе. Колесницы быстро приближались, но затем, чуть не доехав до нее, остановились. Она услышала, как кто-то спросил, кто это кричал, и подумала, что уже где-то слышала этот голос. Зайя крепко обхватила ребенка и нарочито грубовато, по-деревенски сказала:

— Я простая женщина… Сбилась с пути, не знаю, куда дальше идти… Мне страшно… Мой малыш плачет, ветер и сырость ночи чуть не убили его.

— Куда ты идешь? — спросил ее тот голос.

— Я направляюсь в Мемфис, мой господин, — ответила Зайя, почти уверившись, что разговаривает с египетскими солдатами.

Человек рассмеялся и удивленно сказал:

— В Мемфис? Добрая женщина, разве ты не знаешь, что даже всаднику потребуется два часа, чтобы добраться туда?

— Я вышла еще засветло, — сказала Зайя со страдальческой ноткой. — Бедность вынудила меня покинуть деревню. Я решила по глупости, что смогу добраться до Мемфиса к вечеру…

— Кто из твоих родственников живет в Мемфисе?

— Мой муж Карда. Он как раз строит пирамиду для нашего фараона-повелителя.

Тот, кто расспрашивал женщину, наклонился к колеснице слева и что-то прошептал на ухо другому человеку.

— Хорошо, пусть один из солдат проводит ее обратно, — сказал второй мужчина.

Первый возразил:

— Нет, Хемиун, там ее ждет лишь голод. Почему бы нам не взять ее с собой в Мемфис?

Повинуясь приказу фараона, Хемиун слез с колесницы и, подойдя к несчастной, помог ей подняться с коленей. Затем он предложил ей взойти на ближайшую колесницу и велел возничему везти женщину с ребенком в Мемфис.

В этот момент Хуфу обернулся к своему архитектору.

— Убийство невинной матери и младенца, которые никому не причинили зла, разорвало твое нежное сердце, Мирабу, — сказал он. — Но ты не должен обвинять своего господина в жестокости. Видишь, с какой радостью я помогаю измученной женщине и ее ребенку, избавляя их от смерти здесь, во тьме ночи, и везу туда, куда они смогли бы добраться лишь ценой нечеловеческих усилий или умерли бы по дороге… — Хуфу рассмеялся и похлопал Мирабу по плечу. — Фараон милостив к своим подданным. И он был так же милостив, когда предопределилась судьба того несчастного ребенка. Таким образом, поступки царей подобны деяниям богов — будучи скрыты накидкой злодейства, в сущности своей они являются небесной мудростью.