Сьюзен Виггз - Ворон и роза

— Большинство моих заметок обо всех заболеваниях, которые мне приходилось лечить. От родов до фурункулов.

— Роды? — изумился Дэниел.

— Только два раза. Путешествующие леди. Боже, какое это волнующее ощущение, Вильгельм, держать в руках только что родившегося младенца, видеть, как он вступает в жизнь, слышать, как плачет от радости его мать.

— Мою историю вы тоже запишете? — скрывая тревогу, спросил Дэниел.

— Конечно. У меня это первый случай амнезии. «Проклятие, — подумал Дэниел. — Придется уничтожить эти страницы, чтобы никто не узнал о моем пребывании в приюте Святого Бернара».

— Но вот здесь, — Лорелея хлопнула по бумагам на коленях, — кое-что другое. Это касается вспышки тифа.

Девушка разительно изменилась, рассказывая Дэниелу о содержании своих записей и идеях. Ее милое лицо озарилось внутренним светом, глаза сверкали, и она уже больше не выглядела такой простушкой. У нее была удивительная манера говорить. Увлекаясь, она жестикулировала, ее голос звучал хрипловато от возбуждения.

Дэниел знал, что за болезнь тиф. Он видел, как тиф косил целые армии, знал сильных мужчин, сраженных лихорадкой.

Но Лорелея проникла в суть проблемы, чего Дэниел даже представить себе не мог. Она поняла, от чего зависит выздоровление. Она верила, что может использовать свои знания, чтобы защитить людей от этой болезни.

Дэниел был в недоумении. Людовик XVI был совершенно равнодушен к страданиям своего народа. Его же дочь посвятила свою жизнь исцелению страждущих.

Девушка разложила свои записи на коленях.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросила она Дэниела.

— Да я в этом ничего не смыслю.

— Как знать.

— Я знаю. Что говорит отец Ансельм о ваших идеях?

Лицо Лорелеи сразу помрачнело, и Дэниел пожалел о заданном вопросе.

— Он говорит, что я напрасно теряю время. Отец Ансельм верит только практической медицине, когда пациент выздоравливает, а не теоретическим выкладкам.

— Тогда я считаю его глупцом.

Девушка нахмурилась:

— Он очень умный человек. В свое время отец Ансельм был очень квалифицированным врачом. Он просто не согласен с моими рассуждениями и выводами, которые я сделала, наблюдая за течением болезни.

— Что вы собираетесь делать со своими записями?

— Хранить их. Дополнять. Когда-нибудь… — она вдруг замолчала, закусила губу и убрала свои записи в ящик.

— Когда-нибудь… что? — подсказал Дэниел, мрачно подумав, что дни ее сочтены.

Лорелея пожала плечами:

— Всего лишь одна из моих фантазий.

Дэниел вспомнил, что тоже когда-то мечтал. Его мечтам не суждено было сбыться. Они потонули в кровавом потоке несколько лет назад и были разбиты вдребезги эгоистичной женщиной. Лорелея не доживет до того момента, чтобы увидеть, как ее разбитые мечты будут валяться в пыли у ее ног.

— Мне бы хотелось показать свои записи о тифе другим врачам.

— Тогда сделайте это, — настойчиво сказал Дэниел. — Пошлите их в Академию в Берн или… — вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль, — барону Неккеру в Коппе.

— Но я никогда не смогла бы…

— Никогда — слишком большой срок для такой молодой девушки, — Дэниел покачал головой и продолжил: — Отошлите их. Сделайте хорошую копию с ваших записей и отошлите.

Лорелея рассмеялась:

— Такую работу выполнить очень непросто. Моя латынь ужасна.

— А я отлично знаю латынь, — заявил Дэниел. Боже, зачем он предлагает ей свою помощь?

Потому что это существенно облегчит исполнение его задания? Потому что, работая бок о бок с Лорелеей, он лучше узнает ее. Он изучит ее привычки, узнает ее уязвимые места.

— Правда, Вильгельм?

— Felix qui ptiut rerum cgnscere causas.

Лорелея на мгновение задумалась и перевела:

— Счастлив тот, кто сумеет постичь суть происходящего.

— Откуда вы знаете латынь?

Дэниел ожидал такой ловушки и был готов ответить.

— Понятия не имею. Но, кажется, контузия не повлияла на эти знания, и, вероятно, это единственное, что я помню.

Языки легко давались Дэниелу. Чтобы понравиться строгим наставникам в приюте для сирот в Санкт-Галлене, где он вырос, Дэниел старался преуспеть в обучении.

— Превосходно! — воскликнула девушка. Подавшись вперед, она положила свои маленькие руки на его. Руки целителя ласкают руки убийцы… Дэниел внутренне содрогнулся. Ему придется привыкнуть к ее близости, к ее приводящим в замешательство прикосновениям.

— Вы на самом деле хотите помочь мне? На это потребуется очень много времени.

Дэниел откинулся на подушку и осторожно высвободил свою руку.

— Дайте подумать. Завтра я планировал сосчитать перекладины на потолке. Послезавтра я хотел посмотреть на звезды. Но, возможно, я смогу пригодиться вам.

— О, Вильгельм!

Ее радость была искренней, ее звонкий смех совсем не похож на смех всех тех женщин, которых Дэниел знал до встречи с Лорелеей. Дэниел улыбнулся.

Девушка посмотрела на него и тотчас же стала серьезной.

— Что случилось, Лорелея?

— У вас замечательная улыбка.

Дэниел в замешательстве посмотрел на девушку.

— Мы приступим сейчас или подождем до завтра? — спросил он быстро, чтобы скрыть свое смущение.

— Очень мило с вашей стороны, но у нас ничего не получится. Почему профессор медицины должен читать работу женщины с таким ограниченным опытом работы?

— Потому что вы сохраните в тайне свое имя. Используйте только его начальные буквы. Составьте рекомендации от… дайте подумать, Фредонского лицея.

Она покачала головой, усмехнувшись:

— Я не могу поступить бесчестно. Кроме того, отец Джулиан никогда не позволит мне отослать эти бумаги. Он считает меня слишком подверженной соблазнам.

— Неужели? Да вы невинны как младенец! Отец Джулиан! Он, что, покровительствует вам?

— О да. Он всегда покровительствовал мне.

— Всегда?

— Да. С самого моего рождения.

— Вы сирота? — спросил Дэниел. Он затаил дыхание и ждал ее ответа. Сейчас от Лорелеи он узнает еще одну версию о ее рождении.

— Найденыш. Оставленная путешественницей, которая исчезла в темноте, — сказала девушка. Порывшись в карманах, она извлекла оттуда маленький кожаный мешочек: — Вот эти четки — все, что она оставила при мне, — нанизанные на нитку блестящие бусинки струились сквозь пальцы Лорелеи. — Она даже никак не назвала меня. Я представляю свою мать прекрасной леди, или, возможно, она была артисткой, или танцовщицей. О ней никто ничего не знает. Но у меня есть своя умная голова на плечах. Отец Джулиан всегда так говорит. Возможно, я унаследовала это от своего отца.

«Ничего подобного», — с отвращением подумал Дэниел.

— Отец Джулиан подавал прошение в епархию, чтобы мне позволили остаться в приюте, — продолжала Лорелея.

Настоятель, должно быть, знал, что она незаконнорожденная принцесса. Зачем иначе ему нужно было настаивать на том, чтобы растить и воспитывать девушку в чисто мужском обществе? Дэниелу хотелось спросить ее об отце, но он боялся вызвать ее подозрения.