Виктория Холт - Рожденная для славы

Если бы Ховард не поддался алчности, сражение закончилось бы раньше, но и так в исходе битвы сомнений не оставалось.

Поначалу даже возникла надежда, что удастся захватить в плен весь испанский флот и тем самым покрыть огромные расходы на подготовку к войне, но судьба распорядилась иначе. Разразилась страшная буря, и боевые действия на море пришлось прекратить. До сих пор погода была нашим союзником, однако теперь из-за нее мы лишились заслуженных трофеев. Английским кораблям пришлось поспешно возвращаться в гавань, а когда шторм закончился, от величественной испанской Армады ничего не осталось — часть кораблей затонула, другие разбросало по океану.

Таким образом, последнюю точку в баталии поставил ураган. Пусть мы лишились добычи, зато нам досталась великая победа.

А теперь я должна поведать о самой грустной странице моей жизни.

После виктории я щедро наградила спасителей отечества. Адмирал Ховард получил пожизненную ренту, граф Эссекс, активно участвовавший в боях, стал кавалером ордена Подвязки, но главную награду я предназначала моему Роберту. Правда, он не участвовал в морском сражении, но благодаря ему армия была приведена в полную боевую готовность и в случае необходимости смогла бы отразить удар врага на суше.

Роберта я решила назначить лордом-наместником Англии и Ирландии, а это означало, что теперь он самый могущественный человек в королевстве после меня. Когда я сообщила Лестеру эту новость, он просиял от удовольствия, однако мне показалось, что выглядит он неважно. Его лицо, всегда такое румяное, покрывала нездоровая бледность.

— Ты болен? — встревоженно спросила я.

Роберт ответил, что простудился, когда армия стояла лагерем возле соленых болот Эссекса.

Я дала Роберту целебный отвар, который обычно употребляла во время простуды, мне и самой в последние дни нездоровилось — донимали головные боли.

— Ты должен беречь себя, Роберт. Это приказ королевы, — строго сказала я.

Лестер любовно усмехнулся, и мое сердце сжалось от счастья. Но тревога все же не покидала меня. Я как следует отчитала Роберта за то, что он плохо следит за своим здоровьем, даже пригрозила ему всяческими карами.

Победа над испанцами необычайно сблизила нас. Мы оба очень остро чувствовали, как много значим друг для друга.

Прочим моим советникам честь, оказанная Лестеру, показалась чрезмерной. И Берли, и Хаттон, и Уолсингэм всячески урезонивали меня, Берли повторял, что нельзя сосредоточивать столько власти в руках одного человека. Хаттон, вторя ему, упрекал меня в неразумности. Уолсингэм восклицал:

— Скоро всеми нами будет править Лестер!

Я и сама понимала, что на сей раз зашла слишком далеко, и, поскольку назначение не было официально объявлено, решила потянуть время.

Роберт очень огорчился, я же старалась его утешить:

— Ты бы лучше заботился о своем здоровье. Вот поправишься, и мы еще вернемся к этому вопросу.

Я отправила Роберта в Бакстон принимать целебные ванны. Эти источники помогали ему и прежде. Роберт попрощался со мной и стал готовиться в дорогу.

Через несколько дней я получила от него письмо, такое нежное, что перечитала его множество раз и до сих пор бережно сохраняю. Глядя на выцветшие строки, вспоминаю Роберта как живого… «Надеюсь, Ваше величество простит своего бедного старого холопа, — писал Лестер. В слове «холоп» две буквы «о» выглядели как два маленьких глаза — ведь я всегда называла Роберта своим Оком. — Не будет ли с моей стороны чрезмерной дерзостью поинтересоваться, как чувствует себя благородная госпожа, миновали ли боли, на которые она все время жаловалась? Более всех благ на свете я молю Всевышнего о ниспослании Вам здоровья и долголетия. Что же касается моих недугов, то я исправно принимаю Ваши снадобья, и они помогают мне больше, нежели все другие лечебные средства. Ежедневно возношу молитвы за Ваше королевское величество, припадаю смиренным поцелуем к вашей царственной стопе.

Писано во вторник утром в Вашем старом дворце Райкотт.

Верный слуга Вашего величества,

Р. Лестер».

Письмо было датировано двадцать девятым августа, а четвертого сентября Роберта не стало.

Когда мне принесли эту весть, я не хотела верить. Мне казалось, что это какой-то чудовищный розыгрыш. Роберт умер?! Но ведь совсем недавно он был полон жизни. Ему едва исполнилось пятьдесят пять! Неужели я никогда больше его не увижу? Никогда больше не услышу его голос? Никогда не буду томиться сомнениями об его истинных чувствах?

Жизнь утратила вкус и цвет. Роберт Дадли умер, и счастье меня покинуло.

Я велела оставить меня одну, дабы ничто не отвлекало от моего горя, и, лежа на постели, вспоминала, вспоминала… Мы с Робертом — дети, танцуем на балу при дворе моего отца. Мы оба заточены в Тауэр, наши темницы расположены по соседству. Я — наследница престола, и Роберт бросает золото к моим ногам. Мы бок о бок въезжаем в Лондон в день моего восшествия на престол… Так много воспоминаний. Теперь только они и остаются.

Я вновь и вновь перечитывала его письмо, целовала бумагу, орошала ее слезами. Потом написала сверху «Его последнее письмо» и спрятала в ларец с драгоценностями. Письмо это хранится среди прочих моих реликвий. Впоследствии я не раз возвращалась к нему, но в тот горестный день убрала подальше, чтобы не усугублять боль утраты.

Потом я стала доставать подарки, полученные от Роберта за минувшие годы. Каждый подарок пробуждал воспоминания, каждый значил многое. Вот золотой браслет, украшенный рубинами и бриллиантами, я получила его от Роберта в 1572 году, когда отмечалось четырнадцатилетие моего пребывания на троне. А в следующем году Роберт подарил ожерелье, тоже составленное из рубинов и бриллиантов.

Я надела ожерелье, надела браслет и мыслями погрузилась в прошлое. Как близко придвинулось смуглое, прекрасное лицо Роберта, когда он застегивал ожерелье у меня на шее…

Потом взяла белый веер с двумя огромными изумрудами. Достала все другие подарки, знаки любви и преданности.

Все, больше не будет подарков от Роберта.

Какая злая насмешка судьбы! Она даровала мне великую победу и тут же в отместку отняла самое дорогое. Впрочем, нет, я не совсем справедлива. Больше всего на свете — больше Роберта, больше собственной жизни — я любила и люблю свою страну. Господь явил мне великую милость, ниспослав бурю, которая помогла моим морякам разгромить Непобедимую армаду. Сейчас жалкие ее остатки рыщут по волнам возле бесприютных берегов Шотландии и Ирландии. С испанской угрозой покончено раз и навсегда, но и жертва, возложенная на меня Господом, непомерно велика. Бог отнял Роберта.

Шли часы, но я не замечала течения времени. Несколько раз в дверь стучались, я не отвечала. Мне не хотелось никого видеть.