Виктория Холт - Тайный брак

— Король, видимо, с трудом принял решение покинуть поле боя? — спросила я.

— Он с огромной неохотой пошел на это, миледи, — ответил человек из Уэльса. — До этого он всеми силами пытался бороться со своей болезнью.

— Вы хорошо знали его? — спросила я.

— Да. Вместе сражались еще при Азенкуре, но и после он не отпускал меня.

— Наверное, был о вас достаточно высокого мнения?

— Я удостоился чести быть ему полезным.

— Расскажите о нем, — попросила я. — Его любили люди… его воины, не правда ли?

— Мне кажется, миледи, ни один король до него не оказывался в таком почете у своих солдат. Думаю, никто не будет и после него. Уверен!

— Вы сами тоже питали к нему любовь?

— Как и все прочие, миледи. Таких людей я еще не знал. По-моему, это величайший воин, который когда-либо жил на земле. Все, кто имел счастье знать его, должны всю жизнь этим гордиться.

— Он был дружелюбен? Строг? Придирчив?

— Всегда добр и великодушен. Люди знали, чего ожидать от него каждую минуту… Быстрых и верных решений… доблести и абсолютной преданности общему делу. Он никогда не ставил невыполнимых задач. «Это сделать сейчас невозможно», — обычно говорил он в таких случаях. Или наоборот: «Это должно быть сделано». И тогда все знали, что и как нужно делать, заранее знали, что победа обеспечена.

— Судя по вашим словам, он само совершенство.

— Он оказался близок к совершенству, миледи, насколько к нему может быть близок смертный человек… и справедливый воин. Некоторые могут сказать, он суров. Да, это правда. Он требовал полного подчинения приказам. Так и должен поступать великий полководец, великий государь.

— Но порой я думаю… — начала я. — Порой мне слышатся вопли детей и женщин, потерявших на войне своих близких… свои очаги… Их стоны преследуют меня временами.

Он с интересом взглянул на меня и ответил:

— Да, понимаю. Вы тоже правы в этом…

— И я не могу не спрашивать себя, — продолжала я, — зачем люди ведут войны? Для чего убивают друг друга?

Его взгляд задержался на моем лице, когда он сказал:

— Король свято верил, что Франция принадлежит ему по праву. Он хотел установить в этой стране лучшее правление, чем прежде.

Он замолчал, видимо поняв, что его слова звучат, мягко говоря, не слишком лестно для моей семьи, если не прямо враждебно.

Я слегка улыбнулась ему, давая понять, что не осуждаю его горячность, и подумала с некоторым удивлением, что, как ни странно, мне хочется еще и еще расспрашивать этого человека, выслушивать его прямые и честные ответы, видеть открытое привлекательное лицо.

А еще мне хотелось услышать из его уст оправдание поступков и действий покойного Генриха — определений, которых тот сам не произнес на смертном ложе, которые не пришли ему в голову. Он ведь и не думал просить прощения у Бога за все те страдания, что по его вине испытали многие люди…

Течение моих мыслей прервалось — я услышала, как собеседник вновь заговорил:

— Миледи, король относился ко всем людям так же строго, как и к самому себе. Но ему несвойственны мстительность или злобность. Он оставался всегда милосердным. Он не разрешал своим воинам неуважительно относиться к женщинам, наказывал за воровство. Он разделял с солдатами все невзгоды их жизни и был примером бесстрашия и доблести в бою.

— Вы делаете из него настоящего героя, — сказала я.

— Он и есть герой, миледи…

Я испытала облегчение. То, что рассказывал этот человек, поддерживало во мне любовь к Генриху, несмотря на все сомнения, которые постепенно поселялись у меня в душе.

С чувством подлинной благодарности я улыбнулась ему и сказала:

— Мы разговариваем не первый раз, но я даже не знаю вашего имени.

Он поклонился.

— Меня зовут Оуэн Тюдор, миледи.

К похоронному обряду изготовили из вываренной кожи фигуру, изображавшую короля Генриха в полный рост и раскрашенную в цвета его одежд. Голову статуи украсили короной, в правой руке она держала скипетр, в левой — державу: золотой шар с крестом наверху.

Изображение поместили в карету, запряженную четверкой лошадей, и процессия тронулась в далекий путь.

Зрелище выглядело внушительным. Впереди ехали представители родовитой знати — такие, как герцог Эксетерский и граф Марч — со знаменами, на которых изображены святые. Следом — четыре сотни вооруженных людей в черных доспехах. В середине отряда находился гроб с телом Генриха. Я следовала немного позади.

Первую остановку мы сделали в Аббевиле, здесь мы отдыхали целый день и еще ночь, и все это время в храме Сент-Ивиан не прекращалась месса за спасение души усопшего.

В конце концов мы прибыли в Кале.

Со дня смерти Генриха прошло уже тогда немало времени, потому что наступило двенадцатое октября, а он умер в последние дни августа.

Затем последовало неспокойное плавание через Пролив; и как я обрадовалась, увидев перед собой белые скалы Дувра! Все это время я думала о своем ребенке. Прошло уже пять месяцев с тех пор, как я видела его в последний раз. Узнает ли он меня?.. Я тут же одернула себя, поняв всю неразумность своей мысли. Конечно же, нет. Я его оставила совсем крошкой, когда мы расстались. Надеюсь, Гиймот хорошо ухаживала за ним и он совершенно здоров… Но что ожидает ребенка теперь, когда он уже стал королем? Что надумают все эти высокородные люди, стоящие близко к власти?

Никогда раньше я с такой силой не мечтала родиться в обыкновенной простой семье. Тогда я возвращалась бы к своему сыну после долгого отсутствия с куда более спокойным сердцем. Почему люди так жаждут власти, не говоря уже о короне? Ведь и то, и другое приносит столько несчастий…

Как только мы ступили на сушу, снова начались траурные церемонии.

Нас уже ожидали пятнадцать епископов и множество священников в полном облачении. Похоронная процессия двинулась к Лондону.

Пасмурным ноябрьским днем мой муж, английский король Генрих V Ланкастер, был похоронен в часовне короля Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве.

Почти три месяца прошло со дня его смерти, но я все еще не могла привыкнуть к мысли, что Генриха больше нет со мной, что я его никогда не увижу.

Я заказала его статую. Ее изготовили из серебряных пластин, а голову из чистого серебра. Фигуру поставили на гробницу, и надпись на ней свидетельствовала о том, что этот дар от меня.

Когда похоронные торжества окончились, я сделала то, о чем мечтала все время — отправилась в Виндзор к малютке, к новому королю Англии, которому в ту пору еще не исполнилось и года.

И вот я наконец в моем любимом Виндзоре. Прошло уже больше трех месяцев со дня смерти Генриха. Меня встретили моя верная Гиймот и несколько придворных дам. Мы долго обнимали друг друга, радуясь встрече, сокрушаясь об утрате.