Виктория Холт - Тайный брак

— Но ведь это нечестно! — воскликнула я. — Он дал ей обещание.

— Разве герцог задумывается об этом? Люди говорят, Жаклин ему уже надоела и он влюбился в одну из тех женщин, кто сопровождал ее отсюда во Францию.

— Зачем ты обращаешь внимание на всякую болтовню, Гиймот?

— А как бы мы с вами знали, что происходит на белом свете, если б не слухи? Из них только и узнаем — что, где и как. Больше, чем из разных других сообщений, или как они там называются. А кроме того, в них больше правды. Если, по слухам, объявленная победа вовсе не победа, а поражение, то оно так и есть, уж будьте уверены… без них нам никак не обойтись.

— Хорошо, хорошо, Гиймот, — с улыбкой сказала я, выслушав похвальное слово в их адрес. — Так что же говорят о новой подружке герцога?

— Соблазнительно-лакомый кусочек, все это признают. Как раз по вкусу таким распутникам, как герцог… Бедняжка Жаклин, так скоро кончилось ее счастье!

— Но кто та женщина? Как ее имя?

— Леди Элинор Кобэм.

— Я слышала о ней.

— И, нет сомнения, услышите еще! Герцог совсем потерял из-за нее голову, ему уже не нужна провинция Эно, а также Зеландия… Но это опять слухи, миледи.

Милая Гиймот! Язычок ее с возрастом становится острее, ум — тоже. Она стала замечать многое, на что раньше не обращала внимания, и делать собственные выводы.

— Да, — сказала я, — Жаклин можно только пожалеть.

— Зато она отделается от герцога. Это уже неплохо.

— Что же станет с ней дальше? — спросила я.

Об этом у Гиймот тут же нашлось свое суждение.

— Герцог Бургундский, — сказала она, — несомненно, вернет себе земли, из-за которых разгорелся спор, если уже не вернул. Тогда Жаклин станет его пленницей и он отправит ее обратно к законному мужу, Брабанту.

— Ну а с этим злосчастным поединком?

Гиймот отвечала с легким презрением:

— Он никому теперь не нужен.

Я кивнула в знак согласия.

— Ты совершенно права… Но, Боже, как бы я хотела, чтобы Глостер оставался там. В Эно, Голландии, Зеландии — где угодно, только чтобы его нога не ступала на берег Англии! Однако, увы, он уже здесь…

Гиймот с пониманием посмотрела на меня и глубоко вздохнула.

Вскоре я получила ответ от Мишель. Она сообщала, что очень обрадовалась моему письму и тоже надолго погрузилась в воспоминания о нашем детстве.

«…Но как изменилась наша с тобой жизнь теперь, — писала сестра. — Как непохожа на ту, что вели мы в том злосчастном «Отеле» или в тихом и мирном монастыре… С тех пор, как я вышла замуж, у меня все переменилось к лучшему. Я воистину счастлива. Знаю, и ты была счастлива с супругом, так безвременно ушедшим от тебя… Я разговаривала с герцогом, моим мужем, о том, о чем ты просила. Умоляла оставить мысль о поединке. Обычно он прислушивается ко мне. Как всегда, ласково он успокоил меня и обещал подумать над моими словами. Тщу себя надеждой, что поединок не состоится. Молюсь об этом… Тем более что войско Глостера покинуло уже захваченные земли…»

Я тоже согласилась с моей Гиймот: единоборства не будет. Глостеру это стало ненужным, он постарается уладить все миром, но чтобы при этом, разумеется, не страдала его честь. Чтобы никому не могло прийти в голову, будто он испугался. Он хотел во что бы то ни стало сохранить свой образ безрассудно-смелого повесы и гуляки, распутного, но неотразимо-очаровательного, которого люди любят именно за эти его качества, считая их отличительными чертами всякой незаурядной благородной натуры.

И народ действительно любил его, закрывал глаза на многие проделки, радостно приветствовал на улицах, явно отдавал предпочтение задиристому хвастливому герцогу перед серьезным положительным епископом Винчестерским Генри Бофортом.

Кстати, последний снова оказал мне честь своим посещением.

— Рад сообщить вам, миледи, — сказал он после церемонии приветствия, — что наши усилия не пропали. И ваше письмо, и просьба вашей матери, а также запрещение, наложенное папой римским, сыграли свою роль. Но, как мне стало известно, решающее значение возымели мольбы вашей сестры. Они и заставили герцога Бургундского отказаться от поединка и забрать вызов.

— Значит, отношения между Бургундией и Англией по-прежнему крепки? — спросила я.

— Они, к сожалению, значительно ослабли, но герцог Бедфорд постарается вновь вернуть утраченное. Он весьма тонкий политик.

— А герцог Глостер сейчас в Англии? — Я решила проверить и уточнить слухи, которые мне сообщила Гиймот.

— Да, и сомневаюсь, чтобы снова вознамерился отправиться в Эно или Зеландию.

— Но ведь его жене необходима помощь? Он обещал.

Епископ с презрительной улыбкой пожал плечами.

Он остался доволен таким исходом, однако о себе я этого сказать не могла. Теперь, когда я окончательно убедилась, что Глостер в Англии, новая волна беспокойства охватила меня.

Я боялась, что, потерпев фиаско в провинции Эно, правителем которой он чуть было не стал, Глостер обратит все свое внимание на Англию, на то, чтобы усилить здесь свое влияние и добиться большей, если не единоличной, власти.

Это не могло меня не беспокоить, ведь судьба моего сына — это судьба будущего короля, а в этом качестве он уже сейчас мешал Глостеру, и никто не переубедит меня в обратном.

Глостер объявил о своем нездоровье. Видевшие его говорили, что действительно он обрюзг — и лицом, и телом — и от его недавней привлекательности почти не осталось следа. Я полагала, виной всему распутный образ жизни, а что касается болезни, то она призвана оправдать его согласие на отмену поединка. Впрочем, повторю, в его личной смелости у меня не было причин сомневаться.

Его распря с Бофортом не только не утихла, но разгорелась с новой силой. О, как они ненавидели друг друга! Каждого из них поддерживали свои сторонники. Вражда двух лордов выхлестнулась на улицы города, где начались схватки, грозящие перерасти в гражданскую войну, причину которой никто толком не мог бы объяснить.

Положение стало настолько тревожным, что из Лондона в Париж отправились посланцы к герцогу Бедфорду с просьбой незамедлительно вернуться в Англию и своим вмешательством содействовать примирению враждующих сторон.

Бедфорд в это время пребывал в самом мрачном состоянии духа, видя, как начинает рушиться то, что создал ценой своей жизни его брат Генрих и в чем сам Бедфорд принимал немалое участие. Он был уверен, что, будь жив старший брат, Глостер не посмел бы вести себя так непристойно ни во Франции, ни в самой Англии, безрассудно ослабляя позиции государства.

Я испытала облегчение, узнав, что герцог Бедфорд прибыл в Лондон. Ему удалось склонить Глостера и Бофорта разыграть сцену публичного примирения, и хотя оно не было искренним ни с одной стороны, однако остановило начавшиеся волнения и принесло успокоение городу и стране.