Мэрилайл Роджерс - Шепот в ночи

Халберт шагнул вперед, поднял на ноги свою дрожащую жену и стащил с кровати покрывало, оставив ее любовника обнаженным. Наблюдая, как Халберт торопливо прячет под простыней прелести Сибиллин, Дэйр вдруг совершенно ясно осознал безвыходность своего положения. У него нет правдоподобного объяснения своим действиям, которые, хоть и были вызваны дурманящим сном, все же были совершены. Что он может сказать в свою защиту? Я вовсе не думал соблазнять твою жену… а только твою дочь — замужнюю, но все еще невинную?

Элис с трудом отвела взгляд от мощного торса, на бронзовых мускулах которого играли отсветы факела, словно золотистые пальцы. Она сделала шаг назад, давая путь к отступлению своему отцу и выпроваживая его неверную жену. Затем повернулась спиной к нахмурившемуся мужчине и молча последовала за ними, унося с собой единственный источник света.

В конце коридора стройная тень тут же поспешила спрятаться от света факела в темноту дверного проема. Удовлетворенная ухмылка появилась на лице человека, который остался незамеченным всеми, кто участвовал в только что разыгравшейся бурной сцене. Он добился успеха, преодолев первое препятствие на своем пути, и в конце пути уже маячила желанная награда. Награда, которую он получит, все тщательно обдумав, не спеша и осторожно проделав.

Все еще держа в руке факел, теперь такой ненавистный, раскрывший всю правду, Элис держалась очень прямо, пока не достигла своей спальни. Как только она вошла внутрь и закрыла за собой дверь, она позволила себе сгорбиться под тяжестью внезапно обрушившегося на них несчастья. Дэйр на рассвете уедет, покинет Кенивер и исчезнет из ее жизни, возможно навсегда. Вероятнее всего, она больше никогда не испытает на себе силу его завораживающей улыбки, не увидит насмешливых огоньков, затаившихся в ледяных голубых глазах. То, что она может никогда больше не увидеть его, было гораздо мучительнее, чем та острая боль, которая пронзила ее при виде сладострастной Сибиллин, лежащей в его постели.

Безмозглая дура! Ей нужно сохранять присутствие духа. У нее и права-то нет сожалеть об отъезде Дэйра. Он не принадлежит ей сейчас и никогда не будет принадлежать. Будет лучше, если этот смуглый, слишком опасный для нее рыцарь уедет отсюда. Неясные мечтания о нем начали ее тревожить с того самого дня, когда она была в его объятиях в саду. Нет, неправда! Она не будет сама себя обманывать. Мысль о Дэйре-Дьяволе преследовала ее с давних-давних пор. Он всегда жил в ее душе и всегда был для нее искушением.

По правде говоря, это его самообладание, а не ее собственное стояло на страже ее чести. Пусти он в ход всю силу своего обаяния, и она наверняка пропала бы. Поэтому пусть он лучше уедет. Но ни это полное стыда признание, ни клятвы в будущем благоразумии не помогали ей примириться с жизнью, в которой ему не было места. Ее отчаяние усиливалось — а ведь это еще более тяжкий грех. Она быстро потушила проклятый факел в большом кувшине с водой, стоявшем на сундуке возле кровати. Убедившись, что окно открыто (ведь она боялась замкнутого пространства), Элис обрадовалась наступившей тьме, не стала больше сдерживаться и разрыдалась. Элис благословляла ночную тьму, которая спрятала ее неправедные слезы.

А в это время Дэйр в своей спальне поднялся, открыл ставни маленького окошка и приветствовал неяркое предрассветное сияние. Он был благодарен и этому бледному освещению — ему легче будет натянуть на себя домотканую одежду, которую носят под кольчугой. А кольчугу он уже скоро наденет. «Дьявол» — так назвал его Халберт. Мог ли Дэйр опровергнуть это прозвище, которым его, еще невинного младенца, лежавшего в колыбели, заклеймил собственный отец? Никогда раньше он и не пытался оспорить те многочисленные слухи и полуправдивые истории, которые были связаны с его именем. А теперь, даже если бы он захотел, было уже поздно начинать. Да по правде, он и был тем, кем отец объявил его при рождении, — дьяволом, существом, обреченным не иметь ни утешения своей семьи, ни собственного дома.

В подготовленный уже заплечный мешок он аккуратно уложил несколько дорогих ему вещей: список полученных им наград, серебряные шпоры, подаренные ему Габриэлем, когда он выиграл рыцарское звание, и выцветшую алую ленточку. В мешке уже лежало несколько смен белья, голубой бархатный костюм, необходимый для церемоний при дворе, и кое-какие необходимые вещи. Уже почти десять лет он был рыцарем на службе у Халберта и научился путешествовать налегке.

Просунув голову в отверстие и рассеянно надевая тяжелую кольчугу на широкие плечи, Дэйр усмехнулся: его пребывание в замке Кенивер подошло к концу. За долгие годы он научился замораживать болезненные ощущения, воздвиг ледяную крепость вокруг своего сердца. Это и сейчас позволило ему справиться с болезненным чувством потери. Потом, волевым усилием направив мысли в деловое русло, он безжалостно изгнал из памяти даже само воспоминание об Элис, этой Огненной Лисицы замка Кенивер.

Из сундука Дэйр достал пояс, к которому прикреплялся меч, и лицо его еще более помрачнело. Хорошо еще, что ему нет нужды беспокоиться о будущем. Репутация смелого воина, которую он заслужил на поле битвы своим безжалостным мечом, облегчала ему путь к новой должности. Много раз именитые дворяне предлагали ему престижные и доходные должности. Но он отказывался от них из преданности своему приемному отцу. Теперь же он найдет более достойное положение. Он отправится к Гилберту Маршалу. Много лет назад Гилберт, младший сын Доброго Рыцаря, воспитывался вместе с ним здесь, в Кенивере, и с тех пор остался его другом. Потом он подумал, что, может быть, лучше пересечь пролив. Несомненно, если он прибудет с рекомендательным письмом Гилберта, то его старший брат, Ричард, примет его в свой французский гарнизон.

Губы Дэйра опять искривились в невеселой усмешке. Да, он пересечет холодный, бурный пролив и начнет службу на чужбине. И конечно, такое огромное расстояние между ним и Элис разорвет, наконец, доселе неколебимую связь, возникшую между ними так давно. Разумных увещеваний было недостаточно, чтобы изгнать ее образ из мыслей Дэйра и еще более жарких снов, как это произошло сегодня и какие имели ужасающие последствия. Более того, ни ее никчемный брак, ни его жалкое положение не сумели вырвать ее из его души. Так неужели же, спрашивал насмешливый внутренний голос, это подвластно расстоянию — суше или морю?

Разозлившись на самого себя за то, что не сумел уменьшить сердечную боль доводами разума, Дэйр резко защелкнул замок на поясе, закинул собранный мешок за плечо и взял шлем. Единственное правильное решение — уехать как можно дальше от всего, что связывало его с прошлым. Да, это правильно, сказал сам себе Дэйр и усмехнулся. Правильно, но очень больно.