Руфь Уолкер - Викки

— Но она лжет! Почему вы не хотите понять, что она лжет? — тихо спросила Викки.

И снова он будто не слышал ее.

— Я мог бы выставить тебя за ворота в чем ты есть — в этом драном наряде проститутки, но я решил проявить великодушие — последний раз в жизни. У тебя есть десять минут, чтобы собраться. Можешь взять с собой столько вещей, сколько унесешь. А что касается остального — живи хоть на милостыню.

Викки потрясенно молчала, и дед, занервничав, дернул плечами.

— Джонсон отвезет тебя куда ты скажешь — конечно же, в пределах разумного. — Рот Эрла Сен-Клера судорожно перекосился. — Не сомневаюсь, что с голода ты не умрешь. Ты найдешь себе пропитание и на панели. Но на мою помощь и поддержку можешь не рассчитывать. Отныне я тебе не дед, а ты мне не внучка. И не пытайся искать помощи у бабушки. Она целиком разделяет мое мнение.

Жгучий гнев опалил душу Викки, ее дыхание перехватило, и перед глазами все поплыло — какие-то размытые огни в красном тумане. Она была совершенно беззащитна перед этим человеком, у нее не было ничего — кроме ее голоса. И Викки возвысила его, заглушая все попытки остановить себя:

— Хорошо, я уйду. Ты отверг меня — ладно, только знай, что и я тебя тоже отвергла. И запомни: настанет час, когда ты один останешься заживо погребенным в этом мавзолее и не будет на свете ни одной души, которой было бы интересно, жив ты или давно мертв!

Не медля больше ни секунды, она взбежала вверх по лестнице. Как ни хотелось ей хлопнуть дверью и уйти, не взяв ни единой вещицы из этого дома, здравый смысл одержал верх. Она выбрала только практичные в носке вещи: юбки, блузки, свитера, белье, пару лакированных туфель, ботинки. В самый последний момент после недолгого колебания она запихнула в чемодан костюм для верховой езды — вдруг да пригодится, когда она станет искать работу?

Закончив сборы, она содрала с себя платье Дарси, бросила его посреди комнаты, а сама переоделась в брюки и свитер, набросила на плечи демисезонное пальто и подхватила чемоданы.

Меньше чем через десять минут она вышла из своей комнаты, неся в руках два чемодана, набитых одеждой. Когда она спускалась по лестнице, дед все еще стоял внизу, и лицо его приобрело пепельно-серый оттенок. Он сделал движение к ней… Стараясь не глядеть на него, Викки, стуча по черно-белому кафельному полу, пробежала к парадному входу и оказалась на мраморном крыльце.

В «роллс-ройсе» ее уже ждал Джонсон, и смуглое его лицо ничего не выражало. При виде Викки он выскочил из машины и с обычным поклоном открыл боковую дверцу. Загрузив чемоданы в багажник, он захлопнул его и снова сел на водительское место.

— Куда едем, мисс Виктория? — лаконично спросил он.

Викки ответила не сразу. По милости деда она отправлялась в самостоятельную жизнь без цента в кармане. А если учесть, что ни родственников, ни друзей у нее тоже не было, выбор был предельно узок — если вообще можно было говорить о выборе.

— Вестчестерская ярмарка, пожалуйста, — сказала она.

Сквозь слезы она бросила прощальный взгляд на особняк деда, где прошла вся ее сознательная жизнь. Свет из окон дрожал, расплывался, и все же ей показалось, что в дверях она различает одинокий и застылый силуэт Сен-Клера. Но слезы уже текли рекой, и убедиться, права она или нет, не было никакой возможности. Только сейчас до нее дошло, что она уезжает отсюда навсегда — и даже не попрощалась с бабушкой.

Викки не подозревала, что темнота может быть разной. В спальне, где она проспала большую часть своей жизни, темнота была абсолютной, хоть глаз выколи, молчаливой, напоенной тонким ароматом льняного постельного белья и ее собственных духов. Совсем иной оказалась темнота в фургоне Джима Райли, где она сейчас лежала на полу на надувном матрасе. Прежде всего темнота не была полной. Через круглые окна внутрь просачивался призрачный свет фонарей, и каждые несколько минут по стене пробегала ослепительная полоса и шарахались гигантские тени — это подъезжала к стоянке очередная машина.

Второе — запах. Кислый запах гнилых фруктов она ощутила, как только впервые переступила порог этой комнатушки; сейчас она уже четко различала в общей гамме запахи сырости, плесени и пыли.

И, наконец, звуки. Иногда — голоса людей, которые, болтая, ссорясь и смеясь, проходили мимо фургона, или жуткое уханье какой-то птицы, похожей на филина. Иногда — грохот подъезжающего к стоянке грузовика, а ближе к утру еще и лязг разгружаемых контейнеров из-под мусора. А всю ночь на расстоянии протянутой руки — ровное и глубокое дыхание Джима Райли, спящего так беспечно, будто и не ночевала у него нежданная гостья.

Вместо того чтобы радоваться такому его равнодушию к ней, Викки странным образом ощущала себя не в своей тарелке.

…Когда ночью Джим вышел на ее стук к двери, на нем был заношенный полосатый халат с эмблемой ВМС — и, как она мгновенно определила, ничего больше.

— Ага, все-таки передумала, — нимало не удивившись, сказал он. — Учти, спать придется на полу. Сейчас надую матрас — и можешь устраиваться. — И он включил кофейник.

Кофе на этот раз был еще более скверным, но она выпила чашку до дна, молча наблюдая, как Джим автомобильным насосом накачивает резиновый, в брезентовом чехле матрас. Отпихнув ногой в сторону кучу грязного белья, он бросил матрас на пол.

— Советую все-таки немного поспать, — сказал он и кинул ей шерстяное одеяло. Уже засыпая на ходу, он машинально снял халат, и прежде чем он успел нырнуть под одеяло, Викки смогла разглядеть смуглое мускулистое тело мужчины. — Вырубишь свет, ладно? — пробормотал он и через секунду захрапел.

Прошло какое-то время, прежде чем она выполнила его просьбу. Уже в темноте Викки разделась до трусиков и лифчика и, вспомнив, что не вынула из чемодана пижаму, хотела было ее достать, но передумала, боясь разбудить Джима. Она лишь повесила одежду на спинку стула и легла на матрас. Брезент показался ей холодным и жестким, а потому пришлось закутаться в одеяло.

Она еще долго не могла заснуть: снова и снова перед глазами вставали события прошедшего дня. Ею владело чувство страшного одиночества, особенно сильное оттого, что гнев, поддерживавший ее в предыдущие часы, тихо сошел на нет. Конечно, следовало радоваться, что Джим Райли великодушно принял ее без всяких расспросов, но то, что он даже не поинтересовался, почему она здесь, задевало ее и ставило в тупик. Впрочем, начни он расспрашивать, Викки, пожалуй, расплакалась бы — и тем не менее не все в поведении хозяина фургона ее устраивало.

В конце концов она заснула, и утром ее пробудил запах все того же жуткого кофе. Открыв глаза, Викки увидела, что Джим бреется у умывальника. К счастью, он уже был одет в вельветовые брюки и рубашку защитного цвета. Поскольку он, казалось, забыл о ее присутствии, Викки, пользуясь моментом, решила его рассмотреть получше, пытаясь прикинуть, сколько же ему лет. Скорее всего, не больше двадцати двух, но почему же он сразу показался ей таким зрелым, без всякого налета мальчишества и легкомыслия? Уж не в том ли дело, что он служил в ВМС?