Руфь Уолкер - Викки

Гадалка нагнулась поближе.

— И вы с ним счастливы?

Викки заколебалась, не понимая, зачем весь этот разговор.

— Мы друг друга устраиваем, — сказала она наконец.

— А ваши родители — они живы?

— Отца убили, когда я была еще младенцем. Мать умерла, когда мне исполнилось четыре года. Я их не помню.

— И ничего о них не знаете?

— Очень немногое. Знаю, что отец был лишен наследства, потому что женился вопреки воле деда. А мать… как я могу понять, она давала основания для такого решения деда. Во всяком случае, он запретил в стенах его дома даже упоминать о ком-нибудь из них.

Гадалка промолчала; выложила одну карту, другую, и постепенно на бархатной скатерти возник причудливый крест. Она долго на него смотрела, а потом заговорила снова:

— Впереди подстерегают неприятности — часть из них будет сотворена вашими же руками. Вам еще предстоит многое узнать о жизни, о людях, обо всем, включая саму себя. Но счастья можно достигнуть — были бы воля, трудолюбие и смелость. Карты говорят о вашей сильной воле: распоряжайтесь ею мудро и с оглядкой, иначе рискуете стать жертвой ложной гордыни.

Викки почувствовала легкую дрожь в руках. Она не верила ни единому слову, но женщина говорила так убежденно! Что касается ее предсказаний, то они приложимы почти к каждому… Вопрос в том, где взять необходимые для успеха трудолюбие, волю и… что там еще? Смелость?

— Благодарю вас, — сказала она, вспомнив о хороших манерах. — Все это было очень интересно.

Женщина пристально посмотрела на нее:

— Не верите? Что ж, этого следовало ожидать. И все же карты не врут: через какое-то время вы сами сможете убедиться в этом.

Викки не разделяла такой уверенности, но, не желая показаться невоспитанной, улыбнулась и кивнула.

Высокая худая женщина, которую мадам Роза называла Кланки, вернулась с чаем, и пока они пили чай, она буквально засыпала Викки советами о том, что в цирковую жизнь следует входить медленно, как в холодную воду, стиснув зубы, быть терпеливой — и тогда тебя почти наверняка примут. Поскольку Викки рассчитывала при первой же возможности завязать с нынешним образом жизни, она лишь вежливо слушала, обходясь без комментариев.

Когда чай был выпит, Кланки унесла чашки, и Викки снова осталась с глазу на глаз с прорицательницей. Они проговорили еще очень долго, и Викки с удивлением обнаружила, что у них есть общие интересы — книги, уход за домашними животными, а еще, к изумлению Викки, мадам Роза отлично говорила по-французски. К тому времени, когда девушка собралась уходить, они уже стали обращаться друг к другу только по именам. Роза отпускала свою новую знакомую с видимой неохотой. Она пригласила Викки заходить снова и снабдила ее романом Анаиса Нэна, который сама только что закончила читать. Вернувшись обратно в фургон и упав на надувной матрас, Викки вдруг обнаружила, что от подавленности, владевшей ею, не осталось и следа.

Мара, с трудом сдерживая слезы, стояла у входа и смотрела вслед уходящей дочери.

— Совершенная копия отца, — промолвила Кланки.

Мара отрицательно качнула головой.

— С виду — может быть, и да, а вот душой она, боюсь, истинная представительница нашего семейства, — сказала она со вздохом. — То же блуждание в потемках, то же самое непонимание самой себя. Заметила, что у нее улыбка Джейма?

— Заметила. Но что она здесь делает? И как понять ее намек, что у старого Сен-Клера были основания для плохого отношения к своей невестке?

— Боюсь, что Сен-Клер взял-таки реванш за поражение с сыном. Одному Богу известно, что о ней наговорил обо мне. А то, что она здесь, — просто совпадение, как ни трудно в это поверить.

— Может быть, она унаследовала от тебя цирковую лихорадку и на этой почве поссорилась с дедом?

Несмотря на боль и тоску в душе, Мара не могла не улыбнуться:

— Сомневаюсь. И потом, это ты больна цирком, а я, пожалуй, нет. Мною всегда руководило только тщеславие. Мне хотелось доказать всему свету, на что я способна, а вообще-то огни рампы для меня не стали родными…

— Почему же ты тогда вернулась в эту неродную обитель? — саркастически поинтересовалась Кланки. Гордячка Мара явно лукавила.

— Наверное, это ты меня доконала своей хандрой!

Кланки рассмеялась:

— Все наоборот, Мара! — и снова повернула разговор к Викки:

— Если нам с тобой сразу бросилось в глаза сходство Викки с отцом, то почему то же самое не придет в голову старожилам цирка, знавшим их обоих? Да еще и фамилия ее, как нарочно… Мистер Сэм, пожалуй, быстро догадается, кто она.

— Он будет держать рот на замке — как и прочие ветераны цирка. Они ко мне хорошо относятся.

И подруги понимающе переглянулись. Никто в цирке ни словом, ни взглядом не показал, что догадывается о ее секрете, но Мара не сомневалась, что кое-кто знал правду. Уже того обстоятельства что она работала с Кланки — старинной подругой Принцессы Мары, — было вполне достаточно, чтобы навести циркачей на размышления.

— Как я заметила, мистер Сэм всех любопытных, интересующихся Принцессой Марой, отсылает к тебе, — сказала Кланки.

— Я ведь все-таки «хранительница священного огня».

— А что, если и она… — Кланки кивнула в ту сторону, куда ушла Викки, — догадается?

— Никогда! — твердо заверила Мара.

Женщины замолчали, погруженные в свои мысли.

— Ты заметила, что правая половина лица у нее распухла? — спросила вдруг Мара.

— Да. Вероятно, дело рук того парня, хозяина номера с собаками. Смазливая скотина, ничего не скажешь, но…

— Ты его видела?

— Вчера вечером Кэппи познакомил нас в своей палатке для отдыха. Ты ведь знаешь, он всех новичков берет под свое крыло.

— А Викки там не было?

— Этот малый что-то наплел насчет больной собаки, а Кэппи по секрету сообщил мне, что парень жутко ревнует девушку.

— Есть основания?

— А кто его знает? Она ведь очень красива… Я всегда знала, что она будет красавицей. — Глаза Кланки неожиданно наполнились слезами. — Во мне все оборвалось, когда я поняла, что это она — и в таком виде… Почему ты не открылась ей, Мара?

— А как я могла это сделать? Я совершила непоправимую ошибку, доверив ее воспитание Сен-Клерам. Если она узнает правду о том, что ее дед дал мне денег, она решит, что я продала ее. Пусть лучше и дальше думает, что я умерла.

Кланки поглядела подруге прямо в глаза.

— Ты приняла единственно правильное решение в той ситуации, Мара. И хватит мучиться. Это дело прошлое.

— Ты права, — со вздохом сказала Мара. — Что ж, она теперь взрослая, и мне уже поздно подряжаться к ней в матери. Но, может быть, мне удастся стать ей подругой? Мне кажется, она очень нуждается в чьей-нибудь поддержке.

Кланки молча кивнула. Она понимала, как плохо сейчас Маре.