Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется

Они ударились о воду с такой силой, что Симеон расцепил руки. Тяжелые юбки потащили Исидору, словно карманы у нее были набиты камнями, и вскоре ее с головой накрыло ледяной водой.

Что-то дотронулось до ее лица, и Исидора тут же вспомнила о трупах, которых стражники мертвых вытаскивали из Темзы. Она неистово забила руками, пытаясь подняться к поверхности, однако совладать с внушительным весом бриллиантов было нелегко.

А потом — как благословение, как молитва — сильная рука Симеона обхватила ее и рывком вытащила на поверхность воды. Исидора схватила ртом воздух, закашлялась.

— Все в порядке, успокойся, дорогая, — сказал Симеон, не выпуская ее. — Я вытащил тебя, вытащил…

— Я… я подумала…

Он запечатлел на ее губах быстрый поцелуй.

— Я хочу вытащить тебя из реки. — С этими словами Симеон поплыл к берегу, держа ее с такой легкостью, словно она весила не больше ребенка. У Исидоры было достаточно времени, чтобы поблагодарить про себя Симеона за его пристрастие к бегу и ту силу, что дарил ему спорт.

А потом они оказались на берегу, где к ним потянулись сотни рук людей, готовых прийти на помощь. Симеон быстро встал и поднял Исидору. Ее юбки стали раз в десять тяжелее, а из-за веса бриллиантов и воды шелк обмотал ее ноги, так что юбки превратились в ловушку. Дело кончилось тем, что Симеон поднял Исидору и понес на руках вверх по склону крутого берега.

Толпа, собравшаяся на берегу, закричала: «Ура-а!» Звук получился оглушающим. Исидоре стало холодно. Опустив глаза, она увидела, что ее вышитый бриллиантами лиф сдался в борьбе с тяжестью камней и сполз вниз, обнажив ее грудь. Исидора в ужасе посмотрела на Симеона. Он смеялся.

Спустя секунду они оказались на берегу, и Симеон закутал ее в свой камзол.

— Не могу же я допустить, чтобы весь Лондон понял, что он пропустил, — прошептал муж ей на ухо.

— О, Симеон, — икая и едва не плача, проговорила Исидора. — Он ударил тебя, Симеон… Ударил, и я не могла ничего сделать, чтобы помочь тебе.

— Но ты же их остановила, — сказал Симеон. — Если бы не ты, я бы мог погибнуть.

— А потом мы оказались в воде, — снова икнув, сказала Исидора, — и я пошла ко дну. Я могла думать только о том, как будут гоготать стражники мертвых, когда их отправят искать мое тело.

— Никогда, — сказал он, крепче обнимая ее. — Я бы никогда не позволил такому случиться.

— Никогда не проси их найти мое тело, Симеон, — попросила она серьезным тоном. — Обещай мне!

— Ты не утонешь, дорогая. Никогда!

Прижавшись к его груди, Исидора слушала сильное биение его сердца. Они в безопасности.

По ее щекам потекли слезы. Симеон сказал что-то, но она не расслышала.

— Что?

— Разве ты не понимаешь, как мы счастливы, Исидора? — повторил он.

— Да, — ответила она тихо. Ее сердце все еще тревожно стучало в груди от страха, несмотря на то что она находилась в его теплых, сильных объятиях.

Симеон взял ее лицо в свои руки.

— Мы с тобой как твои родители, дорогая, — сказал он. — Если одному из нас придется уйти, то другой уйдет вместе с ним. Я бы никогда не перестал искать тебя, если бы наше судно перевернулось.

А потом он целовал ее властными и жадными поцелуями, какие ее отец дарил ее матери сотни раз. Слезы рекой текли из ее глаз. Исидора обхватила Симеона за шею и крепко прижалась к нему.

Кажется, радостные крики стали громче, когда он снова склонил к ней голову… хотя, быть может, то было всего лишь игрой ее воображения.

Пару минут спустя Симеон снова поднял ее и понес сквозь толпу, не обращая внимания на то, что подол ее мокрого и тяжелого платья хвостом тянется за ними. Исидора не замечала того, что творится вокруг них, но когда слуга захлопнул за ними дверь кареты и Симеон усадил ее на сиденье, она наконец огляделась по сторонам. Еще никогда она не ездила в таком роскошном экипаже, обитом изнутри красным бархатом с золотыми коронами, поблескивающими на свету. Лошади пустились вскачь, но Исидора почти не ощутила этого.

— Где мы? — со смехом спросила Исидора.

Симеон, стягивавший в тот момент с себя мокрую рубашку, даже не поднял голову.

— В карете герцога Букингема, — ответил он.

— Королевская карета! — воскликнула Исидора, наблюдая за мужем из-под полуопущенных ресниц. И вдруг ее словно огнем опалило от собственного дыхания. Не может же он…

Однако Симеон имел в виду именно это.

Потому что уже спустя мгновение он стал осторожно стягивать ее вымокший лиф вниз, на талию. В тех местах на ее коже, куда впились бриллианты при ударе о поверхность воды, появились красные пятна. Он поцеловал каждый синячок, спускаясь все ниже и ниже, с уверенностью человека, который понимает, где его поцелуи нужнее всего.

А потом, хоть Исидоре такое и в голову не могло прийти — заниматься любовью в карете, да к тому же в карете принца, — она осознала, что лежит на красном бархатном сиденье, а ее муж ласкает ее, доводя до того блаженного состояния, в котором она пребывала, когда выяснилось, что на яхту пробрались узники.

— Мы не должны… — пролепетала Исидора в какое-то мгновение, однако она очень быстро забыла нужные слова, потому что наслаждение унесло ее в тот мир, где все слова теряют смысл.

И когда он рывком вошел в нее, Исидора оказалась в таком состоянии, что могла лишь вскрикивать и стонать от удовольствия.

Тело Симеона молило его последовать за ней, но вместо этого он предпочел медленно заниматься любовью с Исидорой. Лишь с помощью поцелуев и неспешных ласк он мог донести до нее правду, которая жгла им обоим сердца.

Однако вскоре Симеон больше не смог выдерживать этот медленный ритм. Его толчки становились все быстрее и глубже, и он не закрывал глаза, чтобы видеть, как плавится и стонет от любви Исидора. Да просто для того, чтобы любоваться ее чудесными глазами и губами.

Карета завернула за угол, и от этого движения наслаждение стало еще острее.

— Симеон, — прерывистым шепотом проговорила Исидора, — мы должны быть уже неподалеку от дома.

— Я велел им не открывать дверь экипажа, — ответил он, чувствуя, что окончательно теряет над собой контроль.

— Симеон! — воскликнула Исидора, привлекая его к себе, отчего проникновение стало еще глубже, заставляя его забыть обо всем на свете и сдаться чему-то прекрасному и безумному. Чему-то, что заставило Исидору расплакаться (совсем чуть-чуть) и наполнило глаза Симеона влагой (совсем чуть-чуть).

В последующие за этим мгновения, когда тишина нарушалась лишь их едва слышными постанываниями, Симеон понял то, что уже знало его сердце. Они — партнеры. Исидора всегда будет принимать импульсивные решения, а он — тщательно продуманные. Он всегда будет побаиваться того, что она станет смотреть на него с тем же презрением, какое он видел в глазах собственной матери. А она не перестанет опасаться, что он недостаточно сильно любит ее.