Хизер Гротхаус - Не целуй незнакомца

Праздник испортила обезьянка.

Если не считать увеселений королевского двора, зимний прием в Фолстоу считался самым роскошным в Англии, и так было всегда, еще до рождения Элис Фокс. Все аристократы страны каждый год стремились получить приглашение, и многие проводили лето и осень, предшествовавшие торжеству, в тревоге, что на этот раз их обойдут вниманием. Элис не могла не признать, что в этом году старания ее старшей сестры превзошли все ожидания.

Бесконечные ярды мерцающей ткани цвета слоновой кости струились вниз со сводчатого потолка главного зала. Ее притягивали к стенам зеленые ленты, украшенные ветками падуба, протянувшиеся между висящими на стенах оленьими рогами. Это придавало залу вид роскошного фантастического шатра. На северном балконе сидели музыканты, — их было не меньше двадцати, и мелодичные звуки струнных и клавишных инструментов, льющиеся через гранитное ограждение в огромный зал, пленяли и околдовывали веселящихся гостей. Красивые дамы в изысканных парчовых платьях и длинных покрывалах и элегантные мужчины в своих лучших одеждах из бархата и шерсти грациозно приседали и поворачивались в танце. Исполнители баллад бродили среди гостей, и звуки их лютней органично вплетались в льющуюся сверху мелодию, а голоса были чистыми и удивительно приятными.

Воздух был наполнен тяжелым ароматом плавящегося пчелиного воска и дымом от сотен горящих свечей. Бесчисленные подносы, уставленные яствами, говорили о значимости события и богатстве хозяйки. Продукты были доставлены из всех уголков Англии — рыба, перепела, оленина, — все это было украшено шалфеем и луком, не говоря уже о свинине с апельсинами и лимонами, а также гусях с шафраном и гранатами. Там был густой заварной крем, усыпанный переливающимися сахарными кристаллами, и яблоки с гвоздикой. Вина всех возможных оттенков цвета и крепости, разнообразные эли и медовухи и даже куда более крепкие спиртные напитки текли: одни ручейками, другие полноводными реками.

Хотя, несомненно, бесчисленное количество мужчин и женщин, сидя этим вечером у себя дома, скрипели зубами от зависти, Элис больше всего на свете хотелось, чтобы старшая сестра на этот раз забыла включить ее в список гостей, приглашенных на праздник. Ей было невыносимо скучно. Она не слишком интересовалась танцами и не любила вино, от которого многие юные леди постепенно превращались в жеманные хихикающие создания без единой мысли в хорошеньких пустых головках.

Роскошное платье Элис, сшитое из великолепной серовато-синей ткани, доставленной по приказу Сибиллы специально для этого праздника прямо из Прованса, было прелестно и делало Элис объектом зависти большинства женщин, однако это ее совершенно не радовало. Даже Сибилла, никогда не баловавшая сестру комплиментами, сказала, что в этом наряде, очень удачно оттеняющем бледную кожу и белокурые волосы, Элис похожа на ангела. Она тогда подумала, что чувствовала бы себя намного лучше в своей повседневной одежде и простых туфлях.

Ей были совершенно не интересны праздные молодые люди, без смущения хвастающиеся положением своих семейств при дворе короля Эдуарда в надежде получить одобрение Сибиллы на брак с одной из богатых и знатных сестер Фокс. После смерти их матери прошло уже больше года, и теперь самым страстным желанием Сибиллы было как можно скорее увидеть Элис замужней дамой и тем самым избавиться от наказания, коим была младшая леди Фолстоу. Она даже сама представила Элис лорду Джону Харту, пузатому мрачному вдовцу, который был по меньшей мере в три раза старше ее.

Но брак, тем более с богатым прыщавым юнцом или с еще более богатым старым распутником, не привлекал Элис, хотя ей уже исполнилось восемнадцать и желание создать семью должно было появиться. Однако Элис чувствовала, что никогда не найдет подходящего мужа среди представителей круга богатых и скучных людей, в котором вращалась Сибилла.

Поэтому Элис с радостью отказалась бы от престижного торжества ради нескольких часов в обществе старого брюзги Грейвза, игры с жеребятами в конюшне или пребывания в коридоре казармы, где солдаты гарнизона ругались и рассказывали страшные истории о сексе и убийствах.

Такие мысли занимали ее до того, как привезли обезьянку. А уж потом вечер стал намного занимательнее.

Среди гостей возникло явное оживление, когда зверюшка появилась в зале, сидя на круглом толстом плече старой вдовы Этельдред Кобб, леди Бладшир. Это было маленькое животное с серовато-коричневой шкуркой и розовым личиком. На обезьянке была юбочка, сшитая из нескольких полупрозрачных цветных шарфов, и кожаный ошейник, от которого тянулась тонкая золотая цепочка — прочная связь между ней и ее хозяйкой. За дамой смиренно шествовала ее извечная свита — сын Клемент и горничная Мэри, по мнению Элис, больше походившая на мужчину, чем молодой лорд Кобб. Все знали (хотя никогда не говорили об этом вслух), что у леди Бладшир в самом разгаре бурный роман с мужеподобной горничной, начавшийся сразу после смерти лорда Бладшира несколько лет назад.

Элис никогда не любила Этельдред Кобб, давнюю знакомую ее матери, но неприязнь переросла — в ненависть с тех самых пор, как ее сын, анемичный и по-детски непосредственный лорд Клемент, стал проявлять к ней нечто большее, чем мимолетный интерес. Однако обезьянка интересовала и притягивала ее, впрочем, как и всех приглашенных, к усатой даме, словно оброненный кошелек толпу нищих. Но поскольку замок Фолстоу был родным домом Элис, гости нехотя пропустили ее, подчинившись нетерпеливым словам: «Извините, позвольте пройти!»

— Да, она очень сообразительна, — сказала почтенная дама скрипучим голосом и повернула свое массивное тело так, чтобы все собравшиеся могли увидеть ее необычную питомицу. — Это подарок одного из наших доблестных рыцарей, вернувшегося из крестового похода. — Этельдред осторожно вытянула шею, скосила глаза на обезьянку и протянула к ней толстый палец. — Правда ты у меня умница? — проворковала она, помахав пальцем перед мордочкой зверька. — Ну же, поклонись господам.

Приблизившись, Элис увидела, как малышка вздрогнула и отвернулась от леди Бладшир, на мгновение показав маленькие, но острые зубки.

— Ее, конечно, еще надо многому научить. — Этельдред засопела и поджала губы. — Она еще совсем дикая, хотя я с ней много занимаюсь, а рука у меня, как вы знаете, твердая. — Она с трудом повернула голову на толстой шее и злобно уставилась на сидевшее у нее на плече животное. — Кланяйся, обезьяна, кланяйся! — крикнула она и резко дернула цепочку.