Виктория Холт - Сердце льва

Иерусалим ликовал.

— Хвала Аллаху! — радостно восклицал Саладдин. — Он спас для меня город!

Одновременно против Ричарда поднял голову и другой его враг — лихорадка.

Так что буквально все подталкивало короля к возвращению домой. По ночам его мучили кошмары: Ричарду снилось, что Англия объята пожаром мятежа. С каждым днем он укреплялся в мысли о том, что этот крестовый поход не увенчается захватом Иерусалима.

Увы, Саладдин оказался слишком сильным противником. Они во многом были похожи: схлестнулись два величайших воина своего времени, и, судя по всему, ни один не мог одолеть другого.

«Пока Саладдин жив, мне не взять Иерусалим», — думал Ричард.

А Саладдин говорил себе: «Я не сумею выгнать христиан из Палестины, если во главе их войска будет по-прежнему стоять Ричард Львиное Сердце. Нам следовало бы подружиться. Мы слишком уважаем друг друга, чтобы быть врагами. Нас связывает даже какая-то странная любовь…»

И на сей раз болезнь так скрутила Ричарда, что он чудом не распрощался с жизнью. А немного оправившись, решил возвращаться домой. Обидно, конечно, что так славно начинавшийся поход завершился провалом. Но с другой стороны, он приобрел опыт, и в следующий раз… В глубине души у Ричарда теплилась надежда, что Саладдин умрет раньше его, и тогда можно будет покорить сарацин.

Король еще не до конца выздоровел, когда ему сообщили печальные известия о герцоге Бургундском, который после гибели Монферрата вернулся в английское войско. Герцог тоже заболел лихорадкой, и врачи предрекали ему скорую смерть. Французы воспользовались этим как предлогом для того, чтобы потребовать возвращения домой. Терпение их было на исходе, они страшно соскучились по родине и близким. Мечты о подвигах развеялись в дым. Вместо славы в Палестине их поджидали ядовитые змеи, нестерпимая жара или убийственный холод.

«Пора в Англию, — сказал себе Ричард. — Но я вернусь сюда и в следующий раз непременно одержу победу!»

И он принялся размышлять, как лучше обставить уход крестоносцев из Палестины. Ричарду ведь не хотелось терять своего лица.

После долгих мучительных раздумий он решил сказать Саладдину правду. Все равно султан ее рано или поздно узнает. Да, пожалуй, стоит ему признаться и в своей болезни, и в том, что душой он уже рвется на родину. Саладдин преисполнен благородства и, наверное, не откажется заключить с ним мир.

И Ричард отправил к Саладдину послов.

Ну а тому только этого и надо было. Его люди тоже устали воевать и мечтали разойтись по домам. Потери в рядах мусульман тоже были огромны, а имя Ричарда Львиное Сердце наводило на воинов панический ужас.

Так что Саладдин охотно согласился вступить в мирные переговоры.

В результате было решено, что перемирие продлится три года три месяца и три дня, начиная с близившейся Пасхи. Часть побережья оставалась в руках христиан. В течение всего срока действия мирного договора христиане имели свободный доступ в Иерусалим и могли прийти поклониться Гробу Господню. Но приходить они должны были безоружными и небольшими группами.

Ричард не сомневался в том, что Саладдин сдержит все свои обещания.

— Разве не удивительно, что я больше доверяю язычнику, чем королю-христианину и своему родному брату? — восклицал он, подразумевая короля Франции и Джона, которые плели против него заговор.

И оба — Саладдин и Ричард — чувствовали, что между ними существует какая-то мистическая связь.

Находившиеся в Аккре королевы узнали о болезни Ричарда и быстро собрались в путь.

Наблюдая за Беренгарией, Джоанна заметила, что та уже не так переживает за здоровье мужа, как раньше.

Что ж, братец, ты это заслужил, горько усмехнулась Джоанна. Сколько можно пренебрегать женой? Разве ты не мог хотя бы изредка навещать ее? Поделом тебе, дорогой!

Английская королева даже внешне изменилась: линия губ стала жестче, суровей. Джоанна подозревала, что Беренгария уже не влюблена в Ричарда и не считает его романтическим героем.

Джоанне было грустно наблюдать за этими переменами. Хотя она тоже затаила обиду на брата. Он ведь попытался выдать ее замуж за сарацина! Впрочем… Ричард не стал принуждать ее к браку — вероятно, понял, что она скорее умрет, чем согласится.

Юная киприотка, молчаливая свидетельница происходящего, жалела Беренгарию, которая на своем горьком опыте узнала, как тяжело быть принцессой. И девочка все чаще задумывалась, что, может быть, не так уж и плохо, что она лишилась своего королевства. Зато теперь никто не выдаст ее насильно замуж! А если у нее не будет мужа, то и некому будет ею пренебрегать!

— Когда Ричард приедет, мне бы очень хотелось поговорить с ним наедине. Как ты думаешь, это возможно? — спросила Беренгария Джоанну.

— Разумеется! Ты ведь его жена.

Беренгария горько усмехнулась, но ответила лишь:

— Порой мне в это не верится.

Джоанна предпочла перевести разговор на другую тему. Она считала себя не вправе лезть в чужую душу.

Со временем, когда раны Беренгарии немного затянутся, у нее, наверное, возникнет желание поделиться своими переживаниями, и она сама сделает первый шаг, а сейчас она к этому не готова, думала Джоанна.

Ричард приехал бледный, осунувшийся, с синяками под глазами. Но все решили, что могло быть и хуже, ведь болезнь была очень тяжелой. А Беренгарии он показался просто прекрасным, по-прежнему сильным и мужественным, несмотря на свой нездоровый вид.

Ричард пригласил к себе обеих королев и очень удивился, когда Беренгария явилась одна.

— Я слышала, — сухо сказала она, — мы уезжаем.

— Правильно говорят, слухом земля полнится, — усмехнулся Ричард.

— Я давно привыкла узнавать о ваших планах не от вас, а от посторонних, милорд, — с затаенной обидой в голосе промолвила Беренгария.

Ричард пожал плечами.

— Что поделать, если мне некогда.

— Да, я это давно поняла. Как и то, что общество других людей вам приятнее, чем мое.

Ричард удивленно вскинул брови.

— К чему этот разговор?

— И вправду, к чему толочь воду в ступе? — с деланным равнодушием произнесла Беренгария, но тут же сорвалась и воскликнула: — Вы думаете, легко, когда тебя все жалеют?

— Жалеют? — изумился Ричард. — Но с какой стати тебя жалеть? Ты живешь в прекрасном дворце. Это мы с солдатами вынуждены идти и по страшному солнцепеку, и по колено в грязи. Это нас жалят москиты и скорпионы…

— А ваш друг Блондель де Нелль… он тоже… страдает? — неожиданно спросила Беренгария.

— Да, конечно. Менестрели тоже следуют за войском. Это их обязанность.

— Надеюсь, Блондель выполняет свои обязанности с удовольствием? — саркастически усмехнулась Беренгария.