Барбара Картленд - Заветное желание

– Боже, да я выгляжу как путало!

– Ах, нет, нет, что вы, мисс. Вы выглядите просто очаровательно. Все юные девушки так выглядят, – утешала ее горничная, которая помогла ей одеться.

Но Корнелия скорчила гримасу своему отражению.

– Лестью не заштопаешь дырку в чулке, – сказала она и рассмеялась, поймав недоумевающий взгляд горничной. – Это ирландская поговорка, одна из излюбленных поговорок Джимми. Джимми был всего лишь грумом у моего отца, но терпеть не мог лесть и всегда всем резал правду в глаза. Так что будьте мужественной и признайте, что я выгляжу отвратительно.

– Это вам так кажется, потому что вы раньше никогда так не одевались. Вы почувствуете себя лучше, когда окажетесь среди других леди, одетых как вы.

Корнелия ничего не ответила. Она с унынием взирала на свои волосы, которые господин Генри уложил в высокую башню на ее макушке. Кудряшки и локоны образовывали сложнейшую конструкцию, и в результате лицо Корнелии казалось совсем маленьким и почти терялось под гигантской прической, напоминающей птичье гнездо.

Корнелия чувствовала себя крайне неловко и была уверена, что, несмотря на старания господина Генри, ее непокорные жесткие волосы разойдутся от завивки и будут болтаться по шее.

Но самым мучительным оказался для Корнелии приступ внезапной жгучей тоски по Росариллу.

Весь день она думала о своем низком сером доме, затерявшемся среди зеленых полей и холмов, о голубом небе и шумящем в отдалении море. Она вспоминала лошадей, которые ждут ее в своих стойлах, удивляясь, наверное, почему она забыла о них. Вспоминала Джимми, который, как всегда насвистывая, чистит конюшни и, возможно, также грустит без нее, как и она без него. Корнелия несколько раз за день прикусывала губы и глотала слезы.

Порой в ней просыпался интерес ко всему новому, что окружало ее в этом незнакомом мире, и на короткое время она забывала свою тоску по Росариллу, но потом интерес пропадал, и тогда Корнелия начинала ненавидеть все чужое и непонятное, тоскуя по любимой Ирландии, мучаясь воспоминаниями о доме, о людях, которых она любила. Она вцепилась в свои темные очки, как тонущий цепляется за спасательный круг. Очки были одновременно ее протестом и защитой от этого нового непривычного ей окружения.

Дом Бедлингтонов, казалось, был полон друзей и знакомых от рассвета и до заката. Гости приходили к ленчу, к чаю, к обеду. Будучи представлена многочисленным гостям, Корнелия видела лишь недоумение в их глазах и слышала насмешливое удивление в их голосах.

Корнелия была достаточно умна, чтобы понимать, что история о неожиданно свалившемся на сироту наследстве служит предметом многих толков, а кроме того, она сама ощущала странность и какую-то неловкость от того, что она выступает в роли дебютантки, а тетя Лили в роли сопровождающей ее замужней дамы.

– Это выглядит так, дорогая Лили, будто у тебя есть взрослая дочь одного с тобой возраста, – заметила одна хорошенькая гостья с милой улыбкой, которая не могла скрыть явную колкость.

– Ты хотела сказать, сестра, моя милая? – отпарировала Лили, но Корнелия успела уловить вспыхнувшее раздражение в тетиных глазах и поняла, что острота попала в цель.

Всего нескольких часов в доме Бедлингтонов оказалось достаточно, чтобы Корнелия поняла: тетя тяготится ее присутствием. И не то, чтобы Лили выказывала это напрямую, но холодность ее манер, неожиданная резкость в голосе, тень раздражения на лице произвели неприятное впечатление на Корнелию. Натянутые отношения между лордом и леди Бедлингтон тоже изрядно смущали ее и заставляли чувствовать себя неловко в их присутствии.

– Я ненавижу их, а они меня, – сказала Корнелия сама себе в первую же ночь, проведенную под крышей дома на Парк-лейн. – Почему, ну почему я должна здесь оставаться?

Она досадовала на мистера Месгрейва, зная, что споры со старым адвокатом бесполезны и он будет твердить одно: «Юные леди не могут жить одни…», «юные леди, оставшиеся сиротами, должны жить в семье ближайших родственников…», «юные леди должны стремиться занять достойное место в обществе»… «Юные леди!… Юные леди!»

Корнелия ненавидела это выражение. Она не желала быть юной леди, она хотела бы вернуть свое детство в Росарилле – скакать на лошади, бегать наперегонки с собаками, а набегавшись, спешить домой, где ее поджидают отец с матерью. Как счастливы были они в те времена! Вплоть до ужасного дня, воспоминания о котором Корнелия до сих пор гнала прочь. Это было чересчур мрачное пятно в ее жизни, слишком мрачное, чтобы вспоминать об этом. Дорогой, любимый, зеленый Росарилл – она ни о чем другом не может думать. А папа еще всегда говорил о том, как весело и интересно жить в Лондоне!

«Я снова хочу увидеть огни Пикадилли, – время от времени повторял он, и в голосе его звучали ностальгические нотки. – Хочу поужинать в ресторане «У Романо» с красоткой, а затем, если мне вдруг захочется почувствовать себя респектабельным, отправиться на какой-нибудь бал полюбоваться на прекрасных дам».

– Расскажи, расскажи нам об этом, папа. Кого из знаменитостей ты встречал на балах? – умоляла Корнелия, и они с матерью усаживались поудобнее и слушали рассказы отца о великолепных лондонских сезонах и развлечениях, которыми в то время мог наслаждаться популярный в обществе молодой человек.

Корнелия подумала, что именно на таких балах и доводилось бывать ее отцу, когда вдруг заметила, что Лили выступила вперед и сделала реверанс королю. Совершенно ошеломленная, она услышала, как Лили представила ее его величеству. Колени девушки задрожали, и реверанс получился не слишком изящным.

– Итак, вы только что прибыли из Ирландии, – произнес король низким, густым голосом, и Корнелия поняла, что не напрасно обаяние этого монарха завоевало ему расположение правителей всей Европы. – Я прекрасно помню вашего отца и, поверьте, весьма сожалею о несчастном случае, оборвавшем его жизнь.

– Благодарю вас, сир, – Корнелия с трудом выдавила эти слова, за что удостоилась благосклонной улыбки тетушки, и его величество прошествовал дальше.

Оркестр заиграл вальс, обе дамы посторонились, чтобы освободить место для танцующих пар, и тут Корнелия заметила, что к ним направляется высокий молодой человек, которого она сразу же узнала. – Это был тот самый джентльмен, которого они с дядей видели из экипажа на Гросвенор-стрит. Странно, но она не могла не признать, что он не выходил у нее из головы с того самого момента, как она увидела, как он укрощал своих коней и услышала нелестное суждение дядюшки о его особе.

Она не понимала, почему этот человек занимает ее мысли, но когда он подходил к ним, ее охватило необъяснимое чувство неотвратимости этой встречи.