Шерри Томас - Ночные откровения

Маркиз попробовал суп, чтобы дать себе время подумать – без толку. Его ум пребывал в параличе. Ход событий ускользал из-под контроля.

Вир не мог – и не хотел – понять, что это означает.

Он проглотил еще пару ложек супа, который показался зачерпнутым прямиком из Темзы, и бросил в сторону девушки недоверчивый взгляд. Ее внешнее совершенство ошеломляло. Что же не так внутри? Как она может поддерживать беседу, словно с ним все в порядке?

При взгляде на мрачную картину за спиной хозяйки в глазах маркиза блеснул огонек.

– Сие произведение искусства – рафаэлевское «Изведение Святого Петра» [10] « Изведение Святого Апостола Петра из темницы » – фреска, созданная Рафаэлем в покоях папы Юлия II в Ватикане в 1512-1513 гг. Композиция содержит три эпизода сюжета (непрерывное изображение). В центре нарисован спящий за решёткой апостол Пётр, над которым склоняется ангел. В правой части ангел выводит Петра из темницы, в то время как стража спит, в левой — проснувшиеся стражники, обнаружив исчезновение Петра, поднимают тревогу. ?

Вир намеревался добиться реакции, как бы далеко не пришлось зайти.

– Вы так считаете, сэр? – спросила мисс Эджертон, широко раскрыв глаза от восхищения, которого маркиз явно не заслуживал.

На мгновение Вир предположил – более того, понадеялся, – что девушка, должно быть, сама слабоумная. Вот только с лестью во взгляде она переусердствовала.

Мисс Эджертон пыталась подцепить его!

Нельзя сказать, чтобы такое не случалось и раньше. Маркиз был богат и знатен, и время от времени его пробовала прибрать к рукам та или иная девица-перестарок с пятью сезонами за плечами и отсутствием каких-либо перспектив. Но Виру – ни умному, ни глупому – не верилось, что его мечта во плоти примкнет к рядам лицемерок.

– Ну как же, ведь в «Изведении Святого Петра» есть и ангел, и мужчина, – не унимался он.

Девушка на мгновение оглянулась, затем повернулась к маркизу и радостно подтвердила:

– Да, и здесь тоже есть.

О, у нее получалось. Замечательно получалось. Будь маркиз на самом деле идиотом, он был бы в восторге.

А разве сегодня вечером он не был идиотом? Одна улыбка – и Вир уже готов был клясться в вечной любви.

Как он мог оказаться таким глупцом? Почему так поспешно объединил эту притворщицу, знакомую ему не дольше пяти минут, с бесхитростной девушкой своих сокровенных грез? Они не тождественны – и никогда не были.

Мисс Эджертон взглянула на маркиза и опять улыбнулась сияющей улыбкой, которая могла бы послужить настольной лампой самому Господу Богу. И Вир снова почувствовал, как его к самым небесам поднимает волна удовольствия, ликования, опьяняющей радости... А в следующую секунду рухнул в бездну разочарования.

Какая-то по-детски нелогичная и доверчивая часть его души не принимала, что эта барышня – умелая и расчетливая актриса, а продолжала видеть только волшебную улыбку, прежде дарившую счастье.

– Может, расскажете мне что-нибудь еще о ваших друзьях Эджертонах? – ласково спросила она.

Маркиз пришел в бешенство от льстивого вопроса – ее вопроса, ее улыбки и собственной дурацкой неспособности отделить реальность от иллюзий. Вир никогда прежде не издевался над женщинами, пытавшимися заполучить его: они и без того были болезненно робкими, говорили невпопад и конфузились на каждом шагу. Но мисс Эджертон… лощеная, уверенная в себе, коварная мисс Эджертон не заслуживала его снисхождения.

Вир слегка подался вперед.

– Что ж, охотно, – откликнулся он. – Я могу рассказывать о них часами.

* * * * *

И действительно, часами – нет, скорее, сутками. Даже неделями. Элиссанда ощущала, как, тяжело ступая, мимо проходят годы, а ее лицо усыхает и покрывается морщинами.

Эджертоны из Абингдона, Браунлоу-Эджертоны из соседнего графства, Эджертоны-Фезерстоунхогсы из следующего за ним графства и Фезерстоунхогсы-Браунлоу из графства через одно… Семейство во все стороны раскинуло многочисленные ветви и ответвления, а лорд Вир был тесно знаком с каждым листиком на этом пышном древе.

Во всяком случае, он так полагал.

По мере прослеживания маркизом родословной этой семьи каждый персонаж при повторном упоминании разительно менялся. Дочери превращались в сыновей; сыновья становились внуками; супружеская пара с двенадцатью отпрысками вдруг оказывалась бездетной. Женщины, никогда не бывшие замужем, далее описывались как вдовы. Один и тот же мальчик родился дважды в разное время, а затем умер: раз в Лондоне, второй в Глазго, и, словно этого не было достаточно, еще и третий раз – в Испании, пятью годами позже.

А Элиссанда все еще пыталась отрицать очевидное.

Появление маркиза в дверях гостиной привело ее в восторг. Он был не только красивым, он был рослым . До этого момента Элиссанда и не подозревала, что для нее в мужчине существенен размер: маркиз явился абсолютным воплощением ее рыцаря, ее защитника, ее крепости.

Похоже, он почувствовал какой-то отклик, когда остановился на полпути, впервые увидев ее. А потом, все время, пока они находились в гостиной, маркиз смотрел на Элиссанду так, словно она была для него воздухом, живительной влагой и поэзией…

И вечернее высаживание тетушки Рейчел оказалось плодотворным! Элиссанда и пожелать не могла более благоприятного предзнаменования. Девушка явилась к ужину, трепеща от радостного возбуждения, в ушах звенели колокола судьбы.

Вблизи маркиз был столь же прекрасен, как и в отдалении: безукоризненные черты, не тяжеловесные, но и не чересчур утонченные. Его красивые голубые глаза при свете свечей казались синими. А губы – Господи, его губы приводили Элиссанду в смятение, причину которого она не посмела бы выразить вслух.

Пока они не сели за стол, и этот рот не начал извергать слова… Чем дольше мужчина говорил, тем меньше становилось смысла в его речах. И чем сильнее Элиссанда огорчалась, тем более заинтересованный вид она принимала и тем ослепительнее улыбалась – от выработанной годами привычки невозможно отказаться в одночасье.

Он был ее надеждой, ее шансом. Девушке отчаянно хотелось, чтобы беседа наладилась, чтобы глупые промахи маркиза оказались следствием временной нервозности. Но просьба побольше рассказать об Эджертонах оказалась ужасной ошибкой с ее стороны. Элиссанда полагала, что разговор о хорошо знакомых и симпатичных лорду Виру людях может помочь. Он же вместо забавных семейных историй разразился тошнотворным путаным перечислением рождений, браков и смертей.

Но девушка продолжала надеяться, что все наладится, до тех пор, пока Лайонел Вулсли Эджертон не отдал богу душу в третий раз. Вслед за несчастным и ее надежды также испустили дух.