Жаклин Санд - Неверная жена

В принципе, ничего необычного в этом не было, и Александра не удивилась особо – она ожидала чего-то подобного. Если уж захватил в плен врага, позаботься о том, чтобы обставить все с максимальной выгодой. Выкуп практиковался широко и был делом чести; обычно за пленных рыцарей или их жен платили щедро. Только вот вряд ли Гийом захочет хоть медную монетку дать за Александру. Да он только обрадуется, что она в руках арабов, и посоветует гонцу втихаря ее прикончить. Впрочем, Аз ад-Дину об этом знать вовсе не следует. Пускай полагает, что граф де Ламонтань с ума сходит от страсти к супруге и отдаст за нее столько золота, сколько она весит. Даниэль, похоже, придерживался той же точки зрения, если не сказал правды. Александра мило улыбнулась хозяину замка.

– Мой супруг, наверное, думает, что я мертва. Но он будет счастлив узнать, что я жива по воле Божьей. И, конечно, удовлетворит твои требования, благородный Аз ад-Дин.

– Слова истинно мудрой женщины! – восхитился ее собеседник. – Мне приятно говорить с тобой. Жаль, я не смогу делать это долго. Перед походом у меня много дел.

– Я думала, ты и вовсе не станешь со мной разговаривать, – заметила Александра. – Ведь я чужеземка, жена одного из твоих врагов. Ты мог бы прислать мне блюдо с едой и на том исчерпать свое гостеприимство.

– Ах, прекрасная госпожа, что же ты говоришь такое! Как я мог не принять женщину благородную в своих владениях так, как она того заслуживает? – Аз ад-Дин выглядел даже немного обиженным. – Что значит то, что ты чужеземка, если ты приходишь ко мне с миром? Я открываю для гостей двери своего дома и говорю: живите здесь, как я живу, ибо гость, пришедший с миром, священен. Таковы законы. Но когда враг приходит на мою землю и требует ее себе, я делаю вот так, – он сжал в кулаке взятый с блюда орех, и скорлупа громко хрустнула. – Потому я буду сражаться с войском, в котором едет сейчас твой муж. И ты простишь меня, если я убью его.

Александра едва не сказала, что будет молить Бога, чтоб так произошло, однако сдержалась.

– Я буду глубоко опечалена, но я понимаю тебя и не знаю, отчего наши народы не могут жить в мире.

– Оттого что твой народ пришел на нашу землю. Прости, госпожа, что говорю тебе это, но это так. Твой народ забрал у нас величайшую святыню – аль-Кудс, что вы зовете Иерусалимом, и это непростительно. Рай будет перенесен к Иерусалиму, врата неба открыты над ним. Кто помолился там, тот как будто помолился на небе; одна молитва в этом городе лучше, чем тысяча молитв в ином месте. Если кто придет в аль-Кудс просить у Бога даровать ему то, в чем нуждается, он не успеет еще попросить, как уже получит просимое. Салах ад-Дин поклялся, что возьмет город, и я верю моему повелителю, верю от всего сердца. Не пройдет и года, как аль-Кудс вернется к тем, кому принадлежит по праву, – к потомкам Пророка, что прилетел туда на крылатом коне Бураке.

– Я не хочу спорить с тобою о наших святынях, что находятся там же, благородный Аз ад-Дин, – примирительно сказала Александра. Разговоры о том, что и кому принадлежит, успели изрядно надоесть ей за время, проведенное в Святой Земле. Никто не может договориться и жить в мире. – Расскажи мне о своей земле. Я видела, что она чрезвычайно плодородна.

– Это цветущий край, – согласился Аз ад-Дин.

Он говорил охотно, плел причудливую вязь слов, и Александра узнала, что редкий месяц проходит здесь без дождей, что в Аджлуне есть, кроме крепких стен, целых одиннадцать больших резервуаров для воды, а потому вряд ли франкам удастся когда-нибудь взять крепость. Франки к тому же далеко сейчас, на другом берегу Галилейского моря, куда, судя по всему, и собирался направиться Аз ад-Дин на соединение с основными силами своего повелителя.

Час спустя хозяин извинился и сказал, что должен покинуть Александру.

– Могу я увидеть моего спутника? – спросила она.

– Так ли он нужен тебе? – Аз ад-Дин встал, подошел и в глубоком поклоне склонился перед нею. – Если ты хотела бы воспользоваться моим особым гостеприимством этой ночью, тебе стоит только слово обронить.

Александра даже не сразу поняла, о чем он говорит, а когда поняла, вспыхнула.

– Я не из тех жен, благородный, что предают мужей, когда их нет рядом.

– Разве речь идет о предательстве? – искренне удивился Аз ад-Дин. Он стоял так близко, что Александра чувствовала его запах – приятный, надо сказать. Мусульмане вообще неплохо пахли. – Только о том, что может быть между мужчиной и женщиной. Когда гасят огни в спальнях, вражда перестает существовать.

– Мой Бог, – сказала Александра, сдержавшись просто чудом, – наказывает за такое. Не стоит продолжать, Аз ад-Дин.

– Прости, если обидел тебя, – сказал он, – и дай знать, если передумаешь. Мой слуга проводит тебя к твоему… слуге.

Она уловила эту крохотную паузу перед последним словом, но ничего на то не ответила. Аз ад-Дин волен думать, что ему заблагорассудится. Вряд ли он когда-нибудь узнает, какие узы связывают английскую жену палестинского графа и франкского вора, о котором так сразу и не скажешь, что он вор.

Аз ад-Дин распрощался и ушел, шурша шелковыми одеждами, а слуга повел Александру все тем же лабиринтом коридоров куда-то вниз. Она опасалась, что Даниэля поместили в тюрьму, однако ошиблась: через некоторое время слуга отворил дверь комнаты, у которой на страже стоял воин.

Спальня, отведенная Даниэлю, оказалась небольшой. Но тут было окно, и кровать, и ковер лежал на полу; впрочем, вряд ли Даниэля сейчас интересовал ковер. Александра приблизилась к кровати и поняла, что Аз ад-Дин не солгал ей: Даниэль просто спал. На лбу его блестели капельки пота, словно роса на утренней траве, однако сон был спокойным. Александра не стала будить своего верного спутника, только постояла несколько минут и посмотрела на него, запоминая. Затем повернулась к сопровождавшему ее слуге и попросила отвести ее в спальню.

Войско Аз ад-Дина – тысяча конников – выступило на рассвете. У племянника султана имелись и пехотинцы, однако они отправились на север несколькими днями раньше, чтобы присоединиться к армии Салах ад-Дина. Теперь тысяча хорошо обученных всадников на свежих лошадях могла двигаться достаточно быстро, не приноравливаясь к темпу пехоты, и за день покрыть значительное расстояние. А уж если их не связывал обоз…

Даниэль слушал разговоры чутко, как зверек, а потому услыхал много интересного. Салах ад-Дин, судя по всему, намеревался обогнуть озеро Кинерет и осадить Тиверию, город, находившийся в безраздельном владении Раймунда Триполийского. Раймунд считался одним из самых храбрых воинов Святой Земли и одним из самых разумных. Он враждовал с великим магистром тамплиеров Жераром де Ридфором, жаждавшим крови сарацин; Раймунд противостоял ему, уверяя, что неразумно ссориться с Салах ад-Дином. Именно поэтому король Балдуин IV, мудрый правитель, к сожалению, больной проказой, так привечал ранее графа Триполи и назначил регентом при своем семилетнем племяннике. Два года назад король скончался, а через год после его смерти племянника тоже прибрал Господь. Раймунд, заключивший перемирие с Салах ад-Дином на четыре года, оказался бессилен перед жаждой крови, охватившей многих. Вопреки воле покойного короля, в Иерусалиме был коронован Ги де Лузиньян, находившийся под влиянием Ридфора, и судьба королевства, считал Даниэль, решилась именно в этот миг.