Жанна Бурен - Май любви

— А вы сами, Гертруда, вы уже выбрали того, кто будет иметь счастье ухаживать за вами в предстоящие недели?

Арно обращался к дочери Изабо с насмешкой в голосе, лишенном малейшего намека на нежность. Он оставался на своих оборонительных позициях, хотя эта девушка, одно время влюбленная в него, месяцами не давала ему покоя своими письмами и поползновениями, в равной степени разнообразными и изощренными. Устав тщетно биться о стену безразличия и иронического отношения юноши, она кончила тем, что смирилась с поражением. Ее утешил другой студент. С тех пор эта история превратилась во все обострявшуюся словесную перепалку.

— Я жду, что вы подскажете его имя.

— Бог мой! Вам не нужно ничьей помощи и уж, во всяком случае, не моей, чтобы раздобыть себе кавалера!

— Не может ли претендовать на это ваш друг Рютбёф?

— И не думайте об этом! В свои шестнадцать лет он же перед вами просто ребенок!

Дело шло к тому, что Гертруда останется старой девой. Она ничего не ответила, а лишь пожала плечами. Однако не одну ее покоробили эти слова. Насупил брови и метр Брюнель.

— Ну, раз уж замужние тоже могут на месяц сменить конюшню, — с хитрым видом заговорил тем временем Обри, — скажите же нам, милые дамы, кто ваши избранники.

— Как уже сказала мама, для меня это Филипп, — горячо отозвалась Флори, — другого мне не нужно.

— Благодарю, дорогая, я попытаюсь быть достойным этой милости, — сказал поэт, поднося к губам руку жены и целуя покорные пальцы.

Матильда, почувствовавшая муку Гийома так же остро, как и он сам, чуть было не закричала им, чтобы они замолчали. Разве можно, сохраняя столь невинный вид, быть палачами?

— Я оставляю за собою право раскрыть мои намерения позже, — игриво заявила Изабо. — Будет довольно времени сделать свой выбор и после избрания царицы Мая.

— Уже известно, у кого есть шансы быть избранной в этом году?

— Слухи ходят. Говорят о супруге председателя гильдии суконщиков.

— Мадам Амелина очень красивая женщина, но глуповата, — заметила Гертруда.

Матильда в пламенном порыве едва не прокричала Гийому о выборе, который ей хотелось бы сделать. На самом краю бездны, которая открылась бы за этими словами, она удержалась, понимая бесполезность и неуместность такого заявления, тем более в присутствии мужа. Окруженная заботой и уважением, мать уже взрослых детей — и позволить себе любовь… Как только у нее могли появиться такие мысли?

На просьбу решившей подшутить над нею прабабки назвать имя того, кого она наметила для себя, Кларанс робким голосом ответила:

— Если бы этого захотел Бог и если бы согласился он сам, мне бы очень хотелось попросить господина Гийома Дюбура стать на этот месяц моим сердечным другом.

— Почему бы и нет? — раздался голос того, от которого Матильда ждала отказа. — Я собирался завтра уехать в Анжер, но право же, поскольку все меня к этому подталкивают, я не могу больше противостоять желанию остаться в Париже. Я остаюсь!

В тоне Гийома прозвучали вызов, страдание и даже боль. Его глаза на секунду встретились с глазами соседки. Она прочитала в них решимость, и ее охватила горечь.

Повернувшись и наклонившись над столом, чтобы лучше видеть, так как ему немного мешала Шарлотта, не спускавшая тревожного взгляда с невестки, и Рютбёф, возможно, обманутый в своих надеждах, видеть ту, каприз которой заставил его, вопреки намерениям, принять решение остаться в столице и, больше того, сохранить тесную связь с семьей Брюнелей, Гийом воскликнул:

— Я признателен вам, мадемуазель, за ваш выбор. Благодарю вас. Надеюсь, что не заставлю вас о нем пожалеть.

Спускалась ночь. Колокола Парижа возвещали вечерню. Этот апрельский день кончался так же восхитительно, как и начался. Вместе с вечерней свежестью залу заполняли сумерки. Слуги закрывали двери и окна. Другие вносили канделябры, в которых горели высокие ароматизированные свечи, разжигали дрова в камине, около которого, покончив с едой, с выражениями благодарности рассаживались гости. Усаживались и за шахматные столики, за столы для игры в трик-трак. Слуги ставили на кофры и сундуки большие серебряные блюда, наполненные специями: анисом, лакричным корнем, можжевельником, кориандром, имбирем, а также вяленым инжиром и орехами. Каждый лакомился ими, попивая пряное вино, отдававшее корицей и гвоздикой.

— Что хорошо, то хорошо, — проговорила немного спустя бабушка Матильды, — но я уже не молода, и мне пора в постель. Всего хорошего всем, я отправляюсь домой!

Шарлотта, довольно долго разговаривавшая вполголоса с Матильдой, предложила проводить семидесятилетнюю старуху до дому — ее лакеи были слишком хлипкими, чтобы в случае нужды оказать ей какую-то помощь. Она и сама предпочитала вернуться в больницу до сигнала к тушению огня

Вокруг Флори и Филиппа образовался кружок — Бертран, Гертруда, Кларанс, Гийом. Шли разговоры о крестовом походе, к которому готовился король, об опасностях, нависших над христианством со стороны татарских орд, добравшихся уже до Венгрии, о распрях между папой и императором Фридрихом II, а также о городских сплетнях. Гийом на полслове уловил взгляды, которыми обменялись молодожены: они были исполнены соучастия, ожидания, пронзивших его насквозь. Приближающаяся ночь снова соединит их в одной постели — для каких объятий? Словно острая шпага впилась в него. Не думая больше о Кларанс, об обязательстве перед нею, которое только что взял на себя, он попрощался и сбежал.

В свою очередь ушли и Рютбёф с Гунвальдом Олофссоном, сыгравшие в шахматы под критическим наблюдением Арно. Они вернулись на гору Сент-Женевьев, где жили.

Обри Лувэ закончил партию в трик-трак с Этьеном и пожаловался на усталость.

— Пошли спать! — воскликнула Изабо. — Влюбленным этого хочется, наверное, больше, чем нам! Всем — спокойной ночи!

С фонарем в руках по погружавшейся во мрак улице удалялись аптекарь с женой, Гертруда же, вертевшаяся около молодоженов, предлагала им отправиться втроем.

— Мы могли бы поболтать по дороге…

— Большое спасибо, в другой раз, если вам так хочется. Нет, в самом деле, не сегодня, — отбивался Филипп, которому вообще не улыбалось иметь третьего между собой и Флори.

— Как хотите, — пробормотала Гертруда с деланной улыбкой, — как скажете…

Она умела ждать. Это один из тех приемов, которым ее научила жизнь.

Флори расцеловалась с родителями и, удаляясь под руку с мужем, обернулась еще раз. Их провожали лакеи с факелами.

В доме ювелира все улеглись в постели, которые горничные только что по распоряжению Тиберж нагрели горячими угольями, смешанными с ладаном. Все комнаты пропитались запахом прогретого постельного белья и благовониями, которые так любила Матильда.