Жанна Бурен - Май любви

— Он укрылся у меня, — с глубокой серьезностью проговорил каноник. — Он ранен. Я тут же оказал ему помощь и могу вас заверить, что он вне опасности. Ранение не серьезное. Гораздо серьезнее сама причина этой раны.

Он прервался, сжал губы и огляделся. — Ради Бога, дядя, что произошло?

— Я предпочел бы рассказать вам о том, что случилось, в каком-нибудь другом месте, а не здесь — подальше от любопытных ушей, которые в саду всегда могут оказаться рядом, — продолжал каноник. — Не пойти ли нам в дом?

— Поднимемся в нашу комнату, — предложила Матильда. — Там нам будет удобнее поговорить.

В распахнутые окна комнаты доносился обычный для дома шум и аромат растений, смешивавшийся с запахом дикой мяты, только что сорванной и устилавшей теперь пол.

Матильда указала канонику на свободный стул. Этьен сел на свой любимый, с высокой спинкой; его жена уселась на кровати с балдахином, покрытой той же фландрской тканью, из которой были сшиты и поднятые в этот час занавески на окнах.

— Арно ушел утром обедать к сестре, не сказав нам ничего особенного, — заявил метр Брюнель. — По нему не было видно, чтобы его что-то беспокоило. Скорее, он показался мне даже радостным. Что же все-таки произошло?

— Увы, племянник, все, что начинается со зла, никогда не приводит к добру, и вашего сына в свою очередь настиг удар, причина которого восходит к несчастью, от которого так пострадала его сестра.

— Не понимаю, — сказала Матильда. — Эти голиарды…

— Их прямой вины на этот раз нет, но тем не менее они остаются главной причиной случившегося. Вот как было дело: Арно пришел ко мне в сопровождении какого-то студента из его друзей, по имени Рютбёф, который поддерживал его, помогая идти. Действительно, ваш сын получил удар кинжалом и потерял много крови. К счастью, нож скользнул по телу, не задев ни одного органа. Я наложил повязку и уверяю вас, что эта рана быстро заживет.

— Благодарение Богу! — проговорил Этьен. — Но почему вы при этом говорите о каком-то большом несчастье?

— Потому что полученный им удар был не чем иным, как последним движением умиравшего человека… умиравшего от руки вашего сына!

— Он? Чтобы он кого-то убил? Это невозможно!

Матильде показалось, что она прокричала эти слова, но это был всего лишь какой-то сдавленный звук. Отец Клютэн скорбно глядел на племянницу.

— Имя жертвы объяснит вам все лучше всяких слов, племянница: речь идет об Артюсе Черном.

— Боже мой! Этого я и боялся! — прогремел голос Этьена, выпрямившегося при этом известии.

Его напрягшиеся морщины прорезали лоб, горько сложились вокруг рта.

— Но где же и с кем он его встретил?

— Один, в одном доме, где пытался обнаружить его следы.

Матильда предоставила мужу удивляться и задавать вопросы. Для нее же все было ясно. Так вот, значит, во что вовлекли сына ее собственные неосторожные слова!

— Все трое — Арно, Флори и Филипп — были уверены в том, что беглеца скрывает у себя Гертруда, — говорил каноник. — Уверенный в этом, ваш первенец отправился перед обедом в ту самую долину, где стоит этот дом. Он рассчитал, что придет туда точно в то время, когда гостья сестры, в свою очередь, доберется до улицы Писцов. Он был там точно в этот час. Ему показалось, что вокруг никого не было. Он перепрыгнул через забор, окружавший дом, подошел к двери, увидел, что она не заперта — это лишь подтверждало его мысль о том, что голиард прячется в другом месте, — и вошел в дом… Все эти подробности я услышал от него своими ушами… Вы знаете, что первый этаж такого дома представляет собой большую залу с кухней. Главная комната была пуста или, по крайней мере, казалась пустой, однако запахи пищи, дух человека насторожили Арно. Он уловил что-то вроде ворчания, раздававшегося со стороны кровати, стоявшей в углу, противоположном двери, через которую он вошел в дом. Занавески над кроватью были задернуты. Арно бесшумно направился к этому ложу, приподнял одно из полотнищ ткани и увидел Артюса Черного, от которого исходило невнятное ворчание и винный перегар.

— Ради святого Иоанна! Не могу понять, как Гертруда могла приютить этого зловещего голиарда!

— Мне это тоже непонятно, мой друг, и именно поэтому я сочла неуместным сразу же рассказать вам о своих сомнениях, вызванных ее поведением при посещении Кларанс вскоре после тех событий. Я спрашивала себя, как проверить мои предположения! Наши дети — увы! — оказались проворнее! Могу себе представить замешательство Арно при виде этого злодея…

— Он признался мне, что какой-то момент оставался в нерешительности: тут же уйти или же, наоборот, воспользоваться этим случаем, такой неожиданностью? Что делать? Как поступить? Они с сестрой и ее мужем не договорились о том, как решат судьбу преступника: передадут ли его в руки правосудия или казнят своими руками. Охваченный гневом, он подумал даже о том, чтобы убить на месте, даже не разбудив, своего безоружного врага! Слава богу, он был слишком законопослушен, чтобы действовать таким образом! Наконец он решил швырнуть в спящего подушку, лежавшую поблизости. Как только тот открыл глаза, Арно с гневным криком бросился на него.

— Господи! Они, несомненно, дрались как одержимые!

— Ваш сын, сильный своей правотой, почувствовал в себе энергию, удвоенную негодованием, долгим ожиданием этой встречи, трудностями розысков, которые наконец окончились здесь; отправившийся туда натощак, с прекрасной реакцией, он довольно быстро взял верх над пьяницей, плававшим в винных парах и не вполне понимавшим, что происходит. Несмотря на громадный рост и физические качества Артюса, которого одиночество, видно, заставило напиться сильнее, чем обычно, Арно быстро добился победы. Он сказал мне, что не чувствовал ясного желания убить, но ничего не сделал также и для того, чтобы обуздать свою злость. Лишь почувствовав, что это массивное тело бессильно оседает под его ударами, он понял, что совершил. Чувство кошмара было настолько мощным, что он даже не заметил, что и сам ранен. Но, выходя из этого дома, он увидел, как течет его собственная кровь, смешанная с кровью, которую он сам только что пустил. Он умылся у колодца, наложил на свою рану повязку из белья, взятого в зале, тишина которой, наступившая после такой яростной схватки, его поразила, и, боясь не дойти до дому через весь Париж, если ему станет плохо, зашел к своему другу Рютбёфу и попросил его проводить себя ко мне.

— Ему, несомненно, хотелось исповедаться в грехе, который он только что совершил, — пробормотала Матильда.

— Действительно, он явился ко мне потрясенный кровавым зрелищем содеянного им, и ему очень нужны были моя помощь и совет. Ничто в его студенческой жизни не подготовило его к исполнению в один прекрасный день роли судьи-палача, к такому обдуманному убийству человека, который сверх всего был еще и недавним другом.