Жанна Бурен - Май любви

У той же стены стоял стол, на котором кондитер раскатывал тесто для торта. Над столом в строгом порядке, свидетельствовавшем о достоинствах слуг, были развешаны доски для рубки мяса, терки, решетки для жаренья, шумовки, сковороды, разливательные ложки, гофрированные формы, двухрожковые вилки, сита и дуршлаги. Поблизости на этажерке стояла коробка со специями, бочонок с солью, ступки разных размеров, бутыль с уксусом, кувшин с маслом.

В углу было место для мытья посуды, где ожидали своей очереди кувшины, миски, кружки и кувшинчики.

Между квашней и ларем для хлеба наблюдала за всем происходившим Тиберж, от бдительных глаз которой ничто не ускользало. В ее руках был нож с длинным лезвием, которым она сама резала хлеб.

Матильда имела обыкновение время от времени заглядывать на кухню. Ей нравилось ее чуть влажное тепло, наполненный запахом воздух, движение людей в этой комнате, где она порой, когда бывало время, своими руками приготовляла какой-нибудь необычный десерт или какие-нибудь блюда, секрет которых она хранила ото всех.

— Я сегодня задержалась, Тиберж, было много дел в лавке на Большом мосту. У вас все готово?

— Вы можете приступить к ужину, когда пожелаете, мадам.

— Что у нас сегодня на первое?

— Кретоннэ со свиным салом, о котором мы условились утром.

— Хорошо ли протерто гороховое пюре, измельчены ломтики сала, имбирь и шафран, приправлены ли горячим молоком? — спросила Матильда, считавшая своим долгом показывать экономке, что она очень интересуется качеством приготовления пищи и, несмотря на свою занятость ювелирным искусством, не перестает заботиться о малейших мелочах, касающихся жизни в доме.

— Да, мадам, все сделано как следует, да еще и смазано свежим желтком.

— Превосходно. Мы отправляемся ужинать без промедления, Тиберж.

В камине большой залы также горели крупные поленья, и у огня уже грелся Этьен, когда вошла его жена. Сидя спиной к огню, сгорбив свое крупное тело, одетый в коричневый бархат, он читал пергамент, на котором пестрели ряды цифр. Матильда подошла поцеловать мужа, любящий, но тревожный взгляд которого обратился к ней с тем немым вопросом, который был ей хорошо знаком и всегда ее волновал. Она было хотела рассказать ему о своем предстоявшем паломничестве, но решила, что момент для этого не наступил, и отложила это признание на более позднее время.

Вошла в залу и Кларанс, под руку со своей кормилицей, прошлась по присутствовавшим и по окружавшим ее вещам взглядом ничего не выражавших глаз, позволила усадить себя на место и замерла в ожидании. К ней вернулся ее всегда озабоченный вид, спокойное выражение лица, несколько холодное, подчеркнутое слишком светлыми глазами, но не было и следа той загадочной сдержанности, раздражающей и одновременно привлекательной тайны, которой она таким странным образом когда-то дышало.

Подходя к родителям, Арно бросил на сестру озабоченный взгляд и тут же отвернулся.

Бертран и появившиеся сразу же за ним Жанна и Мари заняли свои места за столом. Молитву прочла Жанна. Затем все принялись за кретоннэ со свиным салом.

Матильда с мужем и сыновьями разговаривали об университете, которым безраздельно правил Альбер Великий, распространявший с высоты кафедры теологии, которую он занимал в Париже уже шесть лет, среди увлеченных студентов учение Аристотеля; она говорила также о планах ювелира, о торговых сделках и курьезах дня, об их профессиональных заботах, об основных клиентах. В разговоре с дочерьми она обсуждала их занятия, игры, мелкие детские неприятности.

Кларанс ела молча. Жесты ее были достаточно уверенными, но видно было, что рассудок ее едва реагировал на окружающее. Несмотря на всеобщие усилия вовлечь ее в разговор, на попытки заинтересовать жизнью семьи, для которой ее безмолвное присутствие было тяжелым бременем, она продолжала молчать, как если бы не знала, как следует пользоваться словами. Может быть, она просто забыла, как люди выражают в словах свои мысли? Ничто не давало надежды на то, что она сможет когда-нибудь вновь соединить эту так резко оборванную нить.

От каплунов, запах поджаренной кожицы которых аппетитно смешивался с духом горевших в камине поленьев, уже оставались только косточки, когда вошла Тиберж, сообщившая, что пришедший раньше условленного времени Рютбёф желает немедленно видеть Арно.

— Что это ему загорелось?

— Он мне ничего не сказал, но вид у него страшно возбужденный!

— Хорошо, я иду. Заканчивайте ужин без меня.

Матильда со смутным опасением проводила сына взглядом. Она достаточно хорошо знала о сдержанности, щепетильности юного поэта, чтобы быть уверенной в том, что он без серьезной причины не явился бы к ним среди ужина. Зачем ему понадобился Арно?

Задаваться вопросами ей пришлось недолго. Арно, а за ним и Рютбёф почти сразу же вошли в залу. Уже по его пылавшему лицу, по лихорадочным жестам она поняла, что произошло что-то необычное, может быть, даже серьезное.

— Послушайте, отец, что за удивительная новость! — в волнении воскликнул Арно.

— В чем дело? — спросил встревоженный в свою очередь Этьен.

— Лучше бы поговорить об этом без Жанны и Мари, — продолжал студент. — Мне кажется излишним путать их в эту историю. Как, впрочем, и Кларанс.

— Тиберж, — обратилась Матильда к экономке, которую это вступление окончательно растревожило, — Тиберж, прошу тебя, пусть дети закончат ужин в детской и пусть после этого кормилица уложит их спать. Я приду поцеловать их позже.

— Что все-таки происходит? — снова спросил метр Брюнель, когда все три его дочери вышли в величественном сопровождении Тиберж.

Чувствуя, как и жена, что им предстоит узнать о чем-то важном, он встал из-за стола, не думая больше о еде, подошел к камину и остановился перед ним, скрестив руки на груди, весь внимание. Его окружили Матильда, Бертран, Арно и Рютбёф. Свет свечей, отблески пламени очага отражались в глазах, играли на эмали зубов, на золоте украшений, на металлических пряжках поясов.

— То, что я должен вам сказать, месье, не займет много времени, — проговорил юный поэт. — Я нашел Артюса Черного!

— Как я и ожидал! — вскричал Этьен.

«Как я и боялась!» — подумала Матильда.

— Где он? — вновь прозвучал требовательный голос хозяина дома.

— Где он, по-вашему, может быть? Да у Гертруды!

— Боже мой, не может быть!

— Именно так, месье. Я своими собственными глазами видел, как он туда вошел!

— Как он осмелился туда вернуться после всего того, что там произошло между вами, сын, в июне?

— Как она осмелилась снова его принять, несмотря на предупреждения, которые были ей сделаны? — спросила Матильда.

— Все, что мне известно, — проговорил Рютбёф, — это то, что я только что видел, как Артюс постучал в дверь загородного дома, хорошо известного мне по нашим с Арно поискам в тех местах. Я возвращался из Вожирара, где провел весь день, когда заметил, как из лесной поросли вышел некто, который не мог вызвать у меня никакого сомнения. Слава Богу, я был достаточно далеко, скрытый деревьями, но у меня очень хорошее зрение, чем я могу гордиться. Человек пробирался очень осторожно, оглядываясь по сторонам, по возможности маскируясь. Этого было достаточно, чтобы привлечь мое внимание: совершенно ясно, что это был не просто прогуливавшийся мужчина. Я последовал за ним, стараясь, как и он, оставаться незамеченным. Добравшись до хорошо известного вам забора, он в последний раз осмотрелся кругом, прежде чем пройти через калитку, и вошел в дом.