Эльза Вернер - Развеянные чары

— А разве он дал мне ту любовь, какую я вижу в своем ребенке? — глухо спросила Элла. — Оставь это, Рейнгольд! Ты знаешь, кто стоит и всегда будет стоять между нами.

— Беатриче? Я не хочу обвинять ее, хотя она в моем тогдашнем отдалении от тебя виновата больше, чем ты думаешь. Конечно, я всегда был господином своих желаний, я не должен был поддаваться этим чарам. Но если для меня теперь очевидна вся их лживость, если я хочу от них освободиться…

— Неужели ты хочешь и ее бросить, как когда-то бросил меня? — с упреком прервала его молодая женщина. — Неужели ты думаешь, что нас это может примирить? Я утратила веру в тебя, Рейнгольд, и ты не возвратишь ее мне, пожертвовав теперь другой женщиной. У меня нет причины уважать или щадить синьору Бьянкону, но она любит тебя, она все тебе отдала, и ты сам много лет давал ей неоспоримое право на обладание тобой. Если бы ты теперь захотел разорвать и те цепи, которые сам сковал, помни, что нас они все равно никогда не соединят. Теперь поздно… я не могу больше верить тебе.

Вместе с безграничной печалью в последних словах слышалась и твердая решимость. В следующую минуту Эллы уже не было в комнате. Рейнгольд остался один.

На другой вечер капитан Альмбах вошел в приемную Рейнгольда и спросил у встретившего его слуги:

— Моего брата все еще нельзя видеть?

Тот пожал плечами, указывая на запертую дверь кабинета.

— Вы знаете, мы не смеем тревожить синьора Ринальдо, когда он запирается.

— Сегодня уже с самого утра! Это начинает меня тревожить. Я непременно должен узнать, что там случилось! — проворчал капитан и, подойдя к двери кабинета, принялся так громко стучать, что его не могли не услышать. — Отвори, Рейнгольд! Это я!

Из комнаты не послышалось никакого ответа.

— Рейнгольд, сегодня я уже два раза тщетно пытался проникнуть к тебе. Если ты сейчас не отворишь, я подумаю, что случилось какое-нибудь несчастье, и выломаю дверь.

Угроза, по-видимому, оказала свое действие: за дверью послышались шаги, щелкнула задвижка, и на пороге показался Рейнгольд.

— К чему меня преследовать? — воскликнул он. — Неужели я никогда не могу быть один?

— Никогда? — с упреком сказал Гуго. — С сегодняшнего утра к тебе никому нет доступа, даже мне, а по твоему лицу видно, что в настоящую минуту ты меньше всего можешь переносить одиночество. Ох, уж этот мне злополучный вчерашний вечер! Одному небу известно, что там со всеми вами случилось. Элла вдруг скрылась из зала, и я уверен, что между вами был разговор. Маркиз Тортони, который тоже где-то пропадал, возвратился с таким выражением, как будто ему только что прочли смертный приговор, и вслед за тем немедленно исчез с вечера. Тебя я нашел на галерее в невообразимом волнении; синьора Беатриче села в карету с лицом, напоминающим Страшный суд. Бьюсь об заклад — она одна все это наделала. Что у вас вышло?

Скрестив на груди руки, Рейнгольд мрачно уставился в пол и глухо произнес:

— Между нами все кончено.

Капитан в изумлении отступил:

— Что это значит? Ведь ты уехал с ней вместе!

— Ну да! По ее настоянию, а затем дело дошло до окончательного решения.

— Ты порвал с ней? — спросил Гуго.

— Я? Нет! — с горечью возразил Рейнгольд. — Беатриче сама настойчиво довела дело до разрыва. Зачем понадобилось ей принуждать меня к разговору сразу после того, как мне стало ясно, чего я из-за нее лишился? Она потребовала от меня отчета в мыслях и чувствах, и я сказал ей правду, которую она хотела знать. Может быть, я говорил безжалостно, но если даже я был жесток, то она сто раз вынудила меня к этому.

— Могу себе представить, насколько я знаю синьору Бьянкону! — вполголоса заметил Гуго.

— Насколько ты ее знаешь? — повторил Рейнгольд. — Напрасно ты так думаешь! Я сам лишь вчера вечером вполне узнал ее. Что это была за сцена!.. Уверяю тебя, Гуго, даже ты, при всей своей энергии, не справился бы с нею. В человеке должен сидеть демон, чтобы противостоять такой женщине. Эта сцена довершила наш разрыв.

В его словах не слышалось облегчения: в них звучала лишь глухая ненависть. Капитан покачал головой.

— Боюсь, что тем дело не кончится. Беатриче не такая женщина, которая станет томиться в бессильных слезах… Берегись, Рейнгольд!

— Она грозила мне мщением, — мрачно сказал Рейнгольд, — и, насколько я ее знаю, исполнит угрозу. Но пусть только попробует! Я не боюсь того, что сам вызвал, со счастьем у меня и без того покончено.

— А если разрыв между вами бесповоротно решен, ты не считаешь возможным примирение с Эллой? — серьезно спросил капитан.

— Нет, Гуго, об этом не может быть и речи. Я знаю, она не в состоянии забыть. В ее сердце ничто не говорит обо мне, если когда-нибудь и говорило. Между нами слишком глубокая пропасть, и через нее нет моста. Я потерял последнюю надежду.

В эту минуту разговор братьев был прерван Ионой, который буквально ворвался в комнату. Рейнгольд рассердился, что слуга его брата позволил себе без спросу явиться в его кабинет, с языка Гуго уже готов был сорваться строгий выговор, но выражение лица матроса заставило его остановиться.

— Что случилось, Иона? — с тревогой спросил он. — Ты принес какие-то особенные новости?

— Господин капитан! — В голосе матроса не было обычного спокойствия, он заметно дрожал. — Я сейчас из дома Эрлау… вы знаете, я часто там бываю… Старый господин вне себя, вся прислуга на ногах, Аннунциата от слез чуть не ослепла, хоть ни в чем, по правде сказать, не виновата, а молодая госпожа…

— Но что случилось? — крикнул Рейнгольд, вскакивая с места со страшным предчувствием в душе. — Какое-нибудь несчастье?

— Ребенок пропал еще с утра! — с отчаянием воскликнул Иона. — Если он не найдется, мать, наверно, умрет.

— Кто пропал? Маленький Рейнгольд? — допытывался Гуго, между тем как его брат застыл, не сводя взора с вестника несчастья и не в силах вымолвить ни слова. — Как могло это случиться? Разве за ним никто не смотрел?

— Он, как всегда, играл в саду, — стал объяснять Иона, — и с ним была Аннунциата. Она ушла на несколько минут в дом, так часто бывало. Вернулась в сад, а калитка открыта, и мальчик пропал без следа. Уж они у всех соседей спрашивали, все кругом обыскали; только нигде поблизости нет ни прудов, ни рвов, где с мальчиком могло бы приключиться что-нибудь худое, а если бы он сам убежал, так ведь он уже не такой маленький, сумел бы найти дорогу домой. Никто ничего не может понять.

Взоры братьев встретились, и глаза обоих выразили одну и ту же мысль. В следующее мгновение Рейнгольд, бледный как смерть и весь дрожа от волнения, уже схватил со стола шляпу.

— Я добуду объяснение, — крикнул он. — Я знаю, где искать мальчика! А ты ступай поскорей к Элле, Гуго! Я приду вслед за тобой, может быть, с ребенком!