Линда Ховард - Леди с Запада

Виктория не смогла закончить. Слезы душили ее.

Несколько мгновений он недоумевающе разглядывал ее с таким холодным презрением, что спина женщины одеревенела.

— МакЛейн не пропускал ни одной бабы, которая готова была с ним спать. Да и тем, кто не был готов, тоже спуску не давал. Не пытайся меня убедить, что он не сделал того же и с тобой. И если, как ты говоришь, «он не мог», почему ты не была девицей, когда я первый раз тебя взял? Ты, может, и не догадываешься, что мужчины умеют различать эти вещи. И не смей мне больше говорить, что он «не мог»!

Викторию знобило, кровь буквально стыла у нее в жилах. Она рассказала все, и ей больше нечего было добавить, но он не поверил. У нее не было даже никаких доказательств того, что она беременна. Никаких, кроме собственной уверенности. Онато знала, что отцом ребенка был Джейк, но как доказать ему это? Сердце ее тяжело билось. Если бы он действительно любил ее, если бы хоть чутьчуть разбирался в ее характере, ему никогда бы и в голову не пришло, что она может его предать. Но теперь она окончательно удостоверилась в том, что он никогда не любил ее и даже не пытался понять. Виктория смотрела на Джейка словно видела его впервые. В ушах у нее звенело, лицо горело. Она все еще не оправилась от шока и с трудом осознавала происходящее. Виктория сделала шаг назад, отступая от него.

— Считай дни, — сказала она ровным голосом. — С той самой первой ночи, когда ты пришёл ко мне, и до того момента, когда родится ребенок. Считай, черт тебя побери! А потом попробуй сказать, что он родился слишком рано! Я была с тобой три недели. Ты утверждаешь, что я могу узнать о беременности не раньше чем через два месяца, и поэтому убежден, что отецМакЛейн. Но я могу это почувствовать уже сейчас, я знаю это! И я знаю, что ношу ребенка всего одну неделю, а не четыре. Так что считай дни и жди! Ребенок появится на свет не раньше, чем через полных девять месяцев. Уверена, что ты будешь ждать и считать, но не забывай, когда он родится, даже если он будет похож на тебя как две капли воды и ты не сможешь отрицать своего отцовства, я заберу его и уеду. Потому что ты не можешь дать ему ничего, кроме ненависти.

Виктория поправила платье и осторожно проскользнула мимо него, как будто опасаясь запачкаться. Джейк смотрел через плечо, как она уходит. Ему хотелось догнать ее и трясти до тех пор, пока она освободится от исчадия МакЛейна, которого носила в себе, растила в своей плоти. Она, которой принадлежала только ему, родит ребенка МакЛейна.

Джейк хотел бежать за ней и не мог. Ее взгляд, в котором смешались гнев и боль, остановил его. Никогда прежде он не слышал от нее проклятий, никогда не видел ее в таком гневе, как сегодня. Неуверенность мучила Джейка. Может быть, она говорила правду?

Нет, МакЛейн не был импотентом. С ним все было в порядке. Правда, Виктория всегда производила на него впечатление неискушенной, невинной девушки. В первую ночь она была потрясена и испугана тем, что он делал с ней. Что ж, ей исправилось заниматься любовью с майором? Ее можно понять. Но невозможно поверить в то, что майор не спал с ней. Майора можно обвинить в тысяче различных грехов, но уж импотенцией он не страдал.

В одной из свободных спален Виктория прежде всего попробовала, исправен ли замок. Она не опасалась Джейка, он не последует за ней, но она не хотела, чтобы ктонибудь видел ее сейчас. Со временем она все объяснит Эмме или Селии, но сейчас она была слишком потрясена.

Постель в спальне была не застелена, не было ни чистого белья, ни воды, чтобы охладить пылающие щеки. Но здесь была по крайней мере лампа, которую она тотчас зажгла. Виктория почувствовала приступ тошноты и беспомощно оглянулась вокруг в поисках таза или ночного горшка и, не найдя ничего подходящего, замерла на матрасе, стиснув зубы. Щека ныла, но, потрогав ее пальцами, Виктория убедилась, что челюсть цела.

Она попыталась собраться с мыслями, освободиться от захлестнувших ее переживаний, Но ничего не получалось. Джейк не верил, что ребенок его. Он ударил ее. И что еще хуже, он считал ее способной на предательство. То, что произошло между ними, очень скоро отразится на всех домашних, словно круги на воде от брошенного камня. И это еще больше усугубляло ее отчаяние. Она решила, что самым правильным будет собрать вещи и уехать, но тут же горько рассмеялась. Ведь сейчас она оказалась точно в таком же положении, как в бытность женой майора. У нее не было ни денег, ни возможности покинуть ранчо без разрешения Джейка. Да и потом, если она страстно мечтала бежать от майора, то расставаться с Джейком ей вовсе не хотелось.

Постепенно в ее душе росла злость. Виктория вспоминала каждое слово, сказанное Джейку, ей на ум приходили десятки других, которые она могла бы сказать ему. Это не она лгала ему, а он! Ведь он не говорил ей, кто он на самом деле. Правда, она не могла винить его за это. Она уже давнымдавно все поняла и простила. Она простила ему и то, что он женился на ней изза ранчо, и то, что не пытался ее понять. Она отдала ему не только тело, но и душу, а что получила взамен? Ненависть, одну лишь ненависть. Ненависть Джейка к МакЛейну и всему, что с ним связано была всепоглощающей.

Нет, она не станет облегчать ему его муки и не сбежит из дома. Она будет жить здесь, под самым его носом, чтобы он видел, как растет ее живот, понемногу, дюйм за дюймом. Чтобы он считал дни и дрожал от волнения. Она заставит его мучиться угрызениями совести. Пусть они пожирают его с такой же силой, как и ненависть к МакЛеину, которую он вынашивал долгие годы. Пусть он засыпает и просыпается с чувством вины, как раньше засыпал и просыпался с жаждой мести.

Если бы она не любила Джейка, то его недоверие не ранило бы ее так глубоко. И он был не единственным человеком, которого томила жажда мщения. Виктория отлично сознавала, как переменчивы его настроения. Возможно, через несколько дней все будет подругому, но сейчас она хотела причинить ему боль, такую же сильную, какую испытывала сама. Конечно, она не намерена покушаться на его жизнь, но он не останется безнаказанным. Она поклялась себе в этом.

На следующее утро, сразу после ухода Джейка, Виктория пошла в их спальню, собрала все свои вещи и перенесла в свободную комнату. Она застелила постель, велела принести умывальник и ночной горшок, наполнить лампы маслом и положить на полку несколько свечей на случай необходимости.

Щека припухла и болела. Еще хуже обстояло дело с пораненной губой и затылком. Они сильно ныли.

Виктория как раз принялась раскладывать белье по ящикам комода, когда в комнату вошла Эмма.

— Господи, Виктория, чем ты занимаешься?

— Переезжаю, — спокойно ответила она.

— Вижу, но почему?

Виктория повернулась к сестре так, чтобы та могла хорошенько разглядеть припухшую щеку и разбитую губу.