Селеста Брэдли - Соблазнительная обманщица

«Тебя бросили дважды, моя хорошая. Мне так стыдно!»

Боль, которую она сейчас испытывала, была вполне заслуженной — и когда Эйдан наконец пришел, она устремила на него взгляд, который, как ей хотелось бы думать, мог показаться спокойным. Мэдлин постарается облегчить ему задачу, насколько это возможно. Он сделал для нее больше, чем кто бы то ни было за всю ее жизнь.

Она может отпустить его — пусть это разобьет ее сердце. Кто знает: может быть, человеку помогает то, что кто-то его любит, желает ему добра и каждый вечер о нем молится.

Да, это по крайней мере в ее силах. Всегда.

Он не стал смотреть на нее, а отвернулся и устремил взгляд на огонь. Упершись руками о каминную полку и опустив голову, он являл собой образ человека, который готовится вынести приговор.

Ну что ж, он имеет право высказаться, и она не намерена мешать ему.

Ей только хотелось бы, чтобы он не медлил.

— Леди Мэдлин, я…

Она моментально насторожилась, но он замолчал. В его устах ее титул прозвучал очень странно. Конечно, он совершенно не обязан говорить с ней почтительно, ведь он знатнее ее отца и деда. Острая боль уколола ее сердце при мысли о том, что она больше никогда не услышит от него обращения «Мэдли». Чувство потери снова захлестнуло ее.

Надо полагать, что в будущем ее ждет множество подобных разочарований. Ей надо к этому привыкать.

Эйдан откашлялся и начал снова:

— Леди Мэдлин, я должен перед вами извиниться.

Она изумленно моргнула. Вот это да! Однако осталась неподвижной. Если она вообще ничего не ответит, то, может быть, он вскоре произнесет еще что-нибудь.

Эйдан продолжил тихим низким голосом, видно было, что это дается ему с большим трудом:

— Когда мы только познакомились, у меня было такое чувство, что у вас есть какая-то тайна. Поначалу я был готов не обращать на это внимания, потому что мы начали наши… личные отношения так быстро. Мне казалось, что с более близким знакомством можно повременить.

Господи, он говорит так чопорно и сдержанно! Почти холодно. Как же сильно она его ранила!

Еще один грех, за который ей надо заплатить.

— Я отмел свои сомнения ради наслаждения, которое получал в вашем обществе, и позволил вашей тайне остаться нераскрытой. Однако это только все затруднило. В конце концов у меня не осталось выбора, кроме как принудить вас к откровенности — заставить полностью открыть мне ваше прошлое.

Несколько секунд в комнате висело напряженное молчание.

Он продолжил дальше:

— Однако я понял, что доверие надо еще заслужить. Я пытался действовать жестко — и тем самым продемонстрировал, что не заслуживаю его.

Мэдлин продолжала смотреть на свои сцепленные пальцы, но в глазах у нее все расплывалось из-за слез. Так вот каково ее наказание: его полное понимание. Конечно, Эйдан, как всегда, идеально выбрал момент для того, чтобы объясниться с ней: именно сейчас, когда собрался навсегда изгнать ее из своей жизни! Это было и трагично, и невероятно досадно.

— И ты меня отвергла. А я, преисполнившись уязвленной гордости, удалился.

«Я все еще вижу боль на твоем лице, Эйдан… любимый».

— Я сказал себе, что ты — изменница, что ты капризна и холодна, и оставил тебя.

Он снова причинил Мэдлин боль, но разве сама она не виновата — и не заслуживает таких слов? Можно еще добавить: «эгоистичная», «беспечная», «безответственная».

«Повтори это про себя несколько раз. Напомни себе о том, сколько бед ты могла натворить».

Она будет сидеть молча и позволит ему сказать все, что он хочет, черт побери, как бы ей ни хотелось запустить в него туфлей.

— И когда я нашел Мелоди, то счел, что ты вполне способна бросить своего ребенка…

— Ну уж хватит!

Мэдлин стремительно вскочила на ноги.

— Я знаю, что сделала много ужасных вещей, за которые мне очень стыдно, имей в виду! Но если мне еще раз придется выслушивать, как я бросила ребенка, которого никогда не рожала, то…

Эйдан быстро повернулся к ней — и на его красивом лице появилась кривая улыбка.

— Вот черт! Я проиграл. Мне казалось, что ты будешь предаваться скорби еще как минимум четверть часа.

Она воззрилась на Эйдана с открытым ртом, тогда как вся ее поза выражала готовность возмущенно накинуться на него, а потом выпрямилась, разгладила халат ладонями и кивнула:

— Вы, конечно, поспорили на это с Колином?

Он фыркнул:

— Да, будь все проклято. Я должен ему еще двадцать гиней!

— Не советую тебе делать ставки. У тебя это плохо получается. — Она скрестила руки и сурово на него посмотрела. — И это вовсе не скорбь. Я должна ответить за многое!

Эйдан насмешливо скрестил руки, повторяя ее позу, и прислонился к камину.

— Например?

— Я не открыла, кто я на самом деле.

— Да, для того чтобы снова не оказаться в руках безумца. Думаю, это вполне простительно.

— Я вступила с тобой в связь, будучи замужней дамой!

— Да, и, если ты не против, часть ответственности за это я возьму на себя.

— Да, но ты считал меня вдовой!

Эйдан сжал губы и на минуту задумался, а потом покачал головой:

— Этот довод я не приму. Не следует спешить с заключениями. Я ведь прямо тебя не спрашивал ни о чем. И ты вправе была не отвечать.

Мэдлин раздосадован но хмыкнула.

— И снова солгала — насчет Мелоди! Я не возражала, чтобы ты привез меня сюда.

Тут он вдруг виновато потупился:

— Должен признаться… я не поверил бы тебе, даже если бы ты стала все отрицать. Скорее всего я все равно привез бы тебя в этот клуб.

Она возмущенно прищурилась:

— Ты мог попытаться поговорить со мной откровенно.

Он вскинул руки, словно пытаясь защититься, и громко хохотнул:

— Сдаюсь!

— Но я… — она опустила руки, обхватив себя за талию, пытаясь растопить холодный ком страха и вины, который так и оставался у нее под сердцем, — я привела сюда этого мерзавца… К тебе! К моей мышке! Невольно, конечно. Если бы с вами что-то случилось… — От одной этой мысли у нее перехватило дыхание, и она съежилась, охваченная острым чувством стыда.

Эйдан резко выпрямился, и его лицо показалось ей опустошенным.

— Нет! Это не твоя вина!

И тут она оказалась у него в объятиях — и рыданиями излила свой ужас и стыд, прижимаясь к его теплой широкой груди. Он обнимал ее — просто обнимал, пока она плакала так горько, что едва могла дышать. Все прошедшие годы, полные настороженности и страха, все безрадостные месяцы одиночества и потерь, все бесконечные часы в сумрачной камере — все это изливалось из нее в хриплых, беспомощных стонах.

Эйдан подхватил ее на руки, прижал к груди и отнес на большое кресло, усадив себе на колени. Она свернулась клубочком, словно ребенок, измученная эмоциональным взрывом. Глаза у нее горели, дыхание оставалось неровным.