Гуиллермо Гланк - Девушка по имени Судьба

На том и порешили.

Доктор же, внимательно осмотрев Милагрос, загадочно улыбнулся и выразился несколько витиевато:

— Вообще-то вы, на мой взгляд, совершенно здоровы, но я не уверен, что столь уединенное, даже глуховатое место, как «Эсперанса», наиболее подходит для рождение младенца…

Милагрос едва устояла на ногах, услышав такое заключение доктора. Она носит под сердцем ребенка своего незабвенного Катриэля, и, значит, он не умер! Его жизнь продолжится в этом, еще не родившемся малыше!

— Нет, доктор, вы не правы, — сказала она, просияв от счастья. — Этот ребенок просто обязан появиться на свет в своем родовом имении! Поэтому я отправляюсь туда завтра же!

Скучно стало в доме Росауры после отъезда Милагрос и Хуансито. Августо опять захандрил, стал молчаливым и замкнутым. Энрике регулярно слал письма, но поиски Марии уводили их с Пабло все дальше в глушь, и никто не мог предсказать, когда это путешествие закончится.

А тут еще из Санта-Марии прибыл молодой адвокат с женой, которым зачем-то понадобился Энрике. Росаура встревожилась: неужели этот симпатичный с виду молодой человек — переодетый жандарм? Впервые за все время она порадовалась тому, что Энрике сейчас далеко отсюда и не скоро вернется.

Однако загадочная парочка, не найдя здесь Энрике, и не подумала уезжать из Арройо-Секо. Наоборот — эти молодые люди сняли квартиру неподалеку от дома Росауры и периодически справлялись, не вернулся ли из поездки ее муж.

Однажды Росаура не выдержала и прямо спросила у Мариано и Камилы — а это были, конечно же, они, — что им нужно от Энрике.

— Это очень личное, деликатное дело, — попытался уйти от прямого ответа Мариано, и тогда Росауре пришлось выразиться еще более откровенно:

— Вы приехали сюда по секретному заданию губернатора?

Поняв, что она имеет в виду, Мариано смутился:

— Ну как вы могли такое о нас подумать? Мой отец был офицером, близким другом вашего мужа! Он погиб еще до моего рождения, но мама много рассказывала мне о нем и о его верном товарище Энрике Муньисе.

— Простите, в первый свой приход к нам вы, кажется, представились адвокатом Хименесом? — уточнила Росаура и, получив подтверждение, облегченно вздохнула: — Ну, слава Богу! Не сердитесь на меня. Я очень рада встрече с сыном Хименеса, которого пыталась спасти вот этими руками, но раны, к сожалению, были чересчур глубоки. Мы с Энрике похоронили его в нашем форте, недалеко отсюда. Я могу показать вам могилу…

Затем она рассказала им горькую историю своего сына, и Камила, поняв, что речь идет об Августо, предпочла избегать дальнейших встреч с Росаурой.

— Не будем травмировать эту приятную женщину раньше времени, — сказала она Мариано. — Ей и так вскоре предстоит узнать, что у ее мужа есть внебрачная дочь.

Энрике между тем задерживался в поездке, и Мариано, не привыкший сидеть без дела, стал работать управляющим в одном из окрестных имений. А Камила попыталась предложить свои сочинения местным газетам, но опять безуспешно: на женщин-писательниц и здесь смотрели косо.

И тогда она, вспомнив Катриэля, стала рассылать стихи и рассказы в различные издания, подписываясь не иначе как князь Арчибальдо де ла Крус!

Эта уловка имела успех: газеты, одна за другой, стали печатать произведения уже известного автора, прославившегося благодаря «Новостям Санта-Марии». К счастью, Синтия уже не могла помешать этим публикациям, поскольку к тому времени уехала в Европу, где старалась забыть о своей страстной неразделенной любви.

Поиски Марии затянулись оттого, что женщинам долго не удавалось найти жилье по их скромным деньгам и они вынуждены были ехать от селения к селению, пока наконец не обосновались на старом заброшенном ранчо.

Место, где они поселились, было тихим, уединенным, но это не пугало никого из них, даже Лусию, которая после всего пережитого больше не стремилась к светским развлечениям. Единственное, чего хотелось Лусии, — это быть рядом с матерью и заслужить ее прощения.

— Я только теперь поняла, как приятно жить на свете, когда любишь свою мать, — произнесла она Марии. — А отец делал все, чтобы вытравить во мне это чувство. И я, сама не понимая отчего, злилась, дерзила вам, была раздражительной.

— К счастью, все это — в прошлом, — ответила Мария. — Но печально то, что тебе еще предстоит узнать всю правду о жестокости твоего отца…

И она осторожно, исподволь стала подходить к самой трудной теме — истории рождения Лусии.

— Твой отец изменял мне с женщиной, которая очень его любила. И когда она родила девочку, Гонсало выкрал ребенка, а матери сказал, что ее дочь умерла. Этой женщиной была… наша Маргарита…

— Что же стало с той девочкой? — похолодев от ужаса, спросила Лусия.

— Он принес ее к нам в дом, когда у меня начались роды. И повитуха Рамона, бывшая с ним в сговоре, подала мне этого ребенка, как моего собственного. А я, не заподозрив подмены, прижала к себе девочку и назвала ее…

— Неужели Лусией?!

— Да, моя доченька, — подтвердила Мария. — Теперь ты знаешь, что твоя родная мать — не я, а Маргарита.

— Но это ужасно, мама! — воскликнула Лусия. — Нет, я не то хотела сказать… Маргарита — очень добрая, надежная… Я уважаю ее, и даже люблю… Только вас я люблю как свою единственную маму!

— Я тоже тебя люблю, — обняла ее Мария. — Но теперь у тебя есть сразу две мамы. Пойми это. Маргарита много страдала, двадцать лет оплакивала свою дочь…

— И отец все эти годы молчал?! Почему, мама? Почему он так жестоко с нами поступил? И куда подевал другого ребенка?.. Вашего, мама?..

Мария рассказала ей все и о Милагрос, и о ложных подозрениях Гонсало, и о своей несбывшейся любви к Энрике Муньису.

— Значит, Камила — его дочь? — сделала выводы Лусия. — А тетя Виктория не в первый раз отбирает у вас мужчину? Сначала — жениха, а теперь — и мужа!

— Нет, доченька, это не совсем так, — возразила Мария. — Виктория тоже любила Энрике… А потом она ожесточилась, и неудивительно, что они нашли общий язык с твоим отцом…

— Все, мама! — не выдержала Лусия. — Я больше не могу слышать о нем! Пойдемте лучше к… Маргарите. Мне трудно привыкнуть, что она — моя… мать, но я должна ее как-то утешить.

— Да, доченька, она это заслужила своей нелегкой праведной жизнью, — сказала Мария.

Потом они сидели рядом — все четверо, и Маргарита расказывала дочери, как в молодости поддалась безумной страсти, за которую пришлось так горько расплачиваться. Доминга то и дело утирала слезы, Лусия сочувственно кивала, а Мария с болью думала о том, что ей никогда не доведется вот так же поведать о своей жизни Милагрос.

Она не знала, что Энрике и Пабло уже подъезжают к их дому с самой желанной для нее вестью. Сколько раз оба они — Мария и Энрике — представляли в своих мечтах одну и ту же ситуацию: вот послышится тихий стук в дверь — и!…- Здравствуй, Мария! Это я! — скажет Энрике. А потом они бросятся в объятия друг к другу и больше никогда не расстанутся.