Вилло Робертс - Ценою крови

Бертин Сир всегда считал себя трусом. Он унижался перед своими мучителями, он плакал. Другие этого не делали, и Бертин ненавидел себя за то, что он не такой. О, как за него было бы стыдно отцу, если бы он каким-то чудом обо всем узнал!

И вот сейчас судно все больше и больше кренилось, на палубе наверху слышались крики и беготня, и Бертин понял, что это конец. Плавать он не умеет, а если бы и умел, все равно его никто не выпустил бы отсюда… Вот крен уже такой, что всех обитателей трюма кинуло к одному борту. Образовалась куча из человеческих тел: многие только сейчас проснулись. Закричали женщины, заплакали дети.

Бертина схватил за руку Жозеф Трудель, его одногодок, тоже, как и Бертин, лишенный семьи.

— Что это? Что происходит? Боже, мы тонем!

Чей-то могучий голос на время заглушил крики и проклятия:

— Боже всемогущий, спаси наши души, дай нам мужества умереть как мужчинам, а не как презренным невольникам!

Бертин сжал руку друга. "Да, — подумал он, — я был трусом, но теперь у меня есть возможность искупить свой грех. Отец не узнает, но, быть может, почувствует, что ему не надо стыдиться за сына".

Он встал на колени, помог Жозефу сделать то же самое — и вознес молитву всевышнему. Он не почувствовал ледяной воды, которая поднималась все выше — сначала до пояса, потом — до шеи. Он не знал, что недалеко, с палубы другого корабля, трагедию "Вайолета" видел его брат Пьер, он не слышал оглушительного взрыва, который потряс корабль, когда тот проваливался в пучину. Бертин не боялся, не боялся ничего и никого. Наконец-то. Первый и последний раз в жизни.

Пьер вышел с Анри на палубу за несколько секунд до того, как капитан их судна "Герцог Вильгельм" увидел, что происходит с "Вайолетом". Наверху гулял пронизывающий ветер, и Анри сразу замерз и задрожал. Пьер тщательно закутал сына в свою одежду.

— Подожди, сынок, сейчас пойдем обратно, нужно хоть немножко подышать свежим воздухом! — с этими словами он прижал к груди головку Анри. Вспомнил умершую жену Аврору — повезло ей, она ничего этого не видит. Вспомнил Сесиль Меньо — тихую, застенчивую девушку, почти уж совсем было согласившуюся выйти замуж за вдовца. Где-то она сейчас?

Пьер двинулся по обычному маршруту по палубе — и вдруг услышал крик сверху; слов он не понял, но видно было: что случилось что-то необычное, — наблюдатель поспешно спустился по вантам и со всех ног кинулся к мостику.

— Земля, что ли, наконец? Неужели мы когда-нибудь сойдем на землю с этого вонючего корыта? — спросил один из братьев Дюбеи Этьен, разлученный англичанами с женой и маленькой дочкой.

— Да вряд ли из-за этого такую панику бы подняли…

— Корабль по курсу: столкнуться можем, — предположил Этьен, увидев, как капитан резко вывернул штурвал и корабль начал разворачиваться. Ветер теперь дул с другой стороны, и Анри еще плотнее прижался к отцу, зарывшись лицом ему в бороду. Но Пьер даже не обратил на это внимания.

— Гляди! — крикнул он. — Мы, наоборот, к нему идем!

Видно было, что корабль терпит бедствие — он страшно накренился.

— Это один из наших! — пробормотал Этьен. — Проклятье! Шлюпки-то только для команды, а остальных даже из трюма не выпустят, им наплевать, пусть подыхают!

Их троих уже давно должны были бы загнать обратно и выпустить на прогулку следующих, но сейчас матросы о них забыли, вернее, матросам было просто не до них. Команда была занята подъемом дополнительных парусов — капитан спешил на помощь тонущему судну.

— Дурачье, разве можно так? — выругался Этьен. Мы сейчас сами воды зачерпнем!

И точно, "Герцог Вильгельм" как-то странно дрогнул, дернулся, качнулся — и началось! Капитан приказал спустить спасательную шлюпку, все рванулись к ней — и увлекли с собой их троих. Пьер швырнул Анри вниз, прямо в лодку, и сам прыгнул за ним. Матросы в спешке едва не опрокинули ее. Обошлось. Гребцы налегли на весла — и шлюпка начала медленно отваливать от обреченного корабля. Сначала они увидели, как ушло под воду другое судно, а затем та же судьба постигла и их "Герцога Вильгельма".

Этьен плакал как ребенок.

— Сволочи! На таких гробах везти людей через Атлантику! Семьсот человек — только что были и нет их!

Пьер дрожал как в лихорадке. Сыночек, его сыночек! Спасен! Хотя до спасения еще далеко, рано об этом говорить.

Даже если они доберутся до берега — это будет чужой, враждебный берег. Пьер наклонился к Этьену, шепнул ему:

— Невольника они из меня все равно не сделают. Или убьют, или сбегу.

Этьен вытер слезы с лица:

— Я тоже. Суда не только в эту сторону ходят. Устроимся.

И они крепко пожали друг другу руки.

Выбиваясь из сил, они тащили на себе Волокушу, на которой, завернутая во все одеяла и шкуру, лежала Селест. По льду было бы легче идти, но Сент-Джон еще не замерз — только у берегов появился тонкий, непрочный ледок. Могла бы выручить лодка — но ни одной не было; верно говорили, что англичане все их лодки старались уничтожить или привести в негодность; одну такую, с проломанным днищем, они обнаружили, обрадовавшись было находке.

Вдруг их окликнули. В стороне от тропы двое мужчин разделывали тушу оленя.

— Нет ли тут поблизости, где остановиться можно? — обратился к ним Франсуа после первых приветствий. — У нас женщина больная. Ей тепло нужно.

— Есть хижина в полумиле отсюда. А вообще до Сен-Анн тут не больше мили.

— Это что, поселок? — Франсуа почувствовал, что у него как будто тяжесть с плеч свалилась. Он очень переживал, что не уберег Селест от этой простуды. "Антуан не допустил бы этого", — думал он сокрушенно.

— Да вроде того, — мужчина приблизился к ним, все еще держа в руке окровавленный нож, посмотрел на волокушу. — Помочь, может, надо?

Солей умоляюще поглядела на брата. Тот кивнул:

— Устали мы очень. И голодные как волки. А у нее жар.

Незнакомец потрогал лоб больной.

— Да уж! Эй, Жак! Кончай с тушей, потом домой притащишь, а я с ними…

Другой, помоложе, кивнул, а первый, отстранив Солей, взялся за оглоблю волокуши. Она не знала, как и благодарить его. Жак… Так зовут ее младшего братишку. Где он сейчас? Что с ним? Ах, эти проклятые англичане! От прилива ненависти ей даже теплее стало.

Вскоре они свернули от реки на едва заметную тропку и минут через десять вышли на полянку. Там стояла бревенчатая избушка, из трубы которой весело вился дымок.

В избушке оказались две женщины — одна постарше, другая помоложе — и четверо детей. Женщины сразу захлопотали вокруг Селест, положили ее поближе к печке, раскутали, стали растирать окоченевшие конечности.

— Тяжелая… — озабоченно высказалась старшая о больной.

Солей слитком устала, чтобы отвечать. Им, конечно, сразу дали горячей похлебки, но она с трудом могла даже поднести ложку ко рту. Отмерзшие пальцы сначала ничего не чувствовали, а потом, когда стали отходить, сделалось непереносимо больно. Между тем хозяйки решили познакомиться.