Джорджетт Хейер - Роковой сон

— Господи, твоя алая мантия! — прошептала она и закрыла лицо руками. — Нет! Только не это!

В это время священник набрался храбрости и, дрожа, произнес на латыни:

— Если ты веришь в Господа нашего, нормандец, то уходи с этой священной земли!

Этого он мог бы и не говорить, потому что чужеземец все равно не обратил на его слова внимания. Глядя в глаза Эльфриде, он нежно спросил:

— В чем дело, любимая моя? Ты ведь не считаешь, что я пришел, чтобы обидеть тебя? Посмотри на меня, сердце мое! Я поклялся, что приду, и пришел!

Девушка попятилась, ее огромные глаза глядели на его руки.

— Не прикасайся ко мне, на твоих руках кровь! — Она показала дрожащим пальцем. — Они красные, красные от крови! — прошептала она, ужасаясь. — Ты не можешь смыть ее. Я знаю, потому что пыталась сделать это, но не смогла. О Боже милосердный!

Рауль побледнел и протянул к ней свои ладони.

— Взгляни еще раз, на моих руках нет крови.

— Сейчас нет, но я видела на них кровь, кровь, которую не смыть никакими слезами. Нет! Не прикасайся ко мне!

— На них нет крови, — твердо повторил рыцарь, — мои руки чисты. Иначе я бы не пришел к тебе.

Девушка так хотела верить его словам, но не могла.

— На них нет крови Эдгара? — в сомненье спрашивала она. — Его привезли сюда ко мне, завернутого в красную мантию, а на его груди были красные раны и алый шрам надо лбом. Теперь я понимаю, что это была твоя мантия.

Рауль оставался недвижим, его глаза были прикованы к глазам Эльфриды.

— Это действительно была моя мантия, но, Богом клянусь, Эдгар погиб от удара, нанесенного не моей рукой.

Дородная дама снова попыталась встать между ними.

— Если вы тот Рауль д'Аркур, о котором говорил мне племянник, то отвечайте: посылали ли вы нам его тело, завернутое в алый плащ?

— Да.

— Значит, ты не убивал его? — Голос Эльфриды дрожал. — Нет, Рауль, ты его не убивал!

— Я уже сказал, что не убивал, но он умер на моих руках, а я, завернув тело в мантию, отправил его сюда, домой. Я искал его на поле битвы среди погибших и нашел, и он еще был жив. Эльфрида, между ним и мною не стоит кровь или ненависть, клянусь на святом распятии. Мы говорили в его последние минуты о прежних днях в Руане, вспоминали наши юношеские проказы. Прости, мне трудно об этом говорить. Умирая, Эдгар сказал, что наша дружба всегда была жива.

По щекам девушки катились слезы.

— Ты не убивал его, нет, конечно нет! Я верю! Но он похоронен здесь, его смерть разделяет нас, и мы не можем пожениться. — Она рукой остановила его порыв, когда он хотел приблизиться. — Посмотри, вот он лежит между нами. Все кончено, Рауль, нашим мечтам никогда не сбыться.

Шевалье опустил взгляд: там плоская плита из простого камня отмечала место, где был похоронен Эдгар. Некоторое время он стоял склонив голову, а потом сказал:

— Ты не права, Эльфрида, он бы не хотел разделять нас с тобой! Умирая, он произнес твое имя, вверив тебя моим заботам.

Девушка покачала головой.

— Теперь ты мой враг, Рауль! Вы, нормандцы, убили многих из тех, кто был мне дорог. Все кончено.

В голосе рыцаря слышалась суровость.

— Даже если бы я убил твоего брата собственными руками, ты все равно стала бы моей. Я пришел сюда, проложив дорогу мечом, потому что иного пути не существовало. — Он перешагнул через могильный камень и обнял любимую. — Неужели ты забыла, что обещала верить мне, даже если я приду так, как сделал это сегодня?

Эльфрида не вырывалась из его объятий, но и не покорилась. Госпожа Гита была рассержена.

— Вы понимаете, где находитесь, шевалье? Разве это подходящие разговоры для такого места? А моя племянница не для вас.

В ответ на эти слова он еще крепче обнял девушку, так что металлические кольца его туники вдавились в ее щеку.

— Можно ли сказать, что ты не для меня? Душа моя, я бы жизнь отдал, чтобы облегчить твое горе! Ты и вправду считаешь, что мне хотелось прийти за тобой так, как я сделал это теперь? Сама ведь знаешь, что нет!

— Вокруг нас одна только смерть, — едва слышно прошептала Эльфрида, — как же ты осмеливаешься говорить о любви?

— Да, осмеливаюсь. — Он сжал ее хрупкие плечи, немного отстранил от себя и посмотрел в глаза. — Эльфрида, ты принадлежишь мне, и я тебя никогда не отпущу.

Госпожа Гита в возмущении дернула шевалье за рукав.

— Оставьте ее немедленно! Вы что, забыли, что из-за Нормандского Волка она потеряла и отца, и брата? Какой сейчас может идти разговор о свадьбе этой бедняжки с разбитым сердцем? Она посвятит себя святой церкви, шевалье, этот приют будет понадежнее ваших объятий!

Рауль отпустил Эльфриду, его лицо помрачнело.

— Любимая, скажи мне это сама! Скажи же, никому другому я не поверю.

Девушка посмотрела на тетку и все время хранившего молчание священника.

— Я действительно говорила об этом. — Ее голос дрожал. — Все так мрачно, а вокруг одна смерть… смерть! Может быть, в монастыре я снова обрету душевный покой.

— И счастье? — тихо спросил рыцарь.

Эльфрида горько усмехнулась.

— Я никогда больше не буду счастливой, со счастьем покончено, но, надеюсь, покой обрести я сумею.

— Да неужели? — Рауль скрестил на груди руки, сжигая девушку взглядом, в котором она не увидела теперь ни доброты, ни жалости. Ни того, ни другого не было и в душе его. Но он знал одно: это его женщина и она не признает его права на нее. Учтивость и благородство, которые отличали его до сих пор, внезапно куда-то исчезли, вытесненные более глубоким и простым чувством.

— Отрекись же от своей любви, Эльфрида! — призывал он. — Смелей! Если ты меня не любишь, то, конечно, можешь сказать это вслух!

Поникшая, она стояла перед рыцарем, по щекам ее катились слезы, но он был неумолим. Госпожа Гита хотела было обнять племянницу, но его рука грубо оттолкнула ее.

— Держитесь от нее подальше! — предостерег он.

Эльфрида взмолилась:

— Имей же хоть каплю жалости, Рауль! Я так страдала. Ах, ты не должен быть сейчас так со мной жесток! — Она робко прикоснулась к его руке, но он не собирался уступать.

— Нет у меня жалости, есть одна любовь, а она пересиливает жалость. Пусть Эдгар мертв, но жизнь продолжается и где-то рядом наше счастье. Ты хочешь отринуть его от себя, заточившись в монастыре? А знаешь, у меня есть документ, передающий мне права на земли Марвелла как твоему суженому; но если я твой враг и ты утверждаешь, что не любишь меня, то я порву его и между нами все будет кончено, потому что хоть я и мог бы взять тебя насильно, но не сделаю этого. Мне не нужна невеста, которая выходит замуж против своей воли.

Раскрасневшаяся госпожа Гита горела возмущением.

— Скажи ему, что ты ненавидишь всех нормандцев! Ответь же, Эльфрида!

— Не могу, это неправда. — Девушка нервно сжала руки. — Я никогда не осмелюсь сказать это.