Анна Рейн - Темные желания

— Забавно, — граф поднялся с кресла. Его никогда не привлекали мальчики. Он никогда не пробовал даже делать что-то подобное, и сейчас с радостью обнаружил, что не испытывает во всей этой ситуации ни малейшего эротического подъема. Оказывается, он пал не так уж и низко.

Граф медленно обошел вокруг коленопреклоненного Фитцджеральда и встал перед ним. Тот ждал, закрыв глаза и стиснув зубы.

— Я думаю, достаточно, — наконец сказал граф, отвернулся и отошел к окну. — Можете встать и одеться, мистер Фитцджеральд.

Тот не двинулся с места.

— Что вы задумали?

Граф повернулся:

— Всего лишь убедиться, что человек, ради которого юная леди пожертвовала всем, не является полнейшим ничтожеством и что судьба вашей сестры вам не совсем безразлична.

Фитцджеральд именно так и ощущал себя сейчас — полнейшим ничтожеством, потому что между убийством и бесчестием выбрал второе. Он ощущал себя трусом. Слова графа вонзились ему в сердце, словно острый кинжал.

— Убедились? Что вы теперь собираетесь делать… с нами?

Граф поморщился.

— Встаньте и оденьтесь. Тогда поговорим, — он снова отвернулся к окну. Когда звуки за спиной затихли, граф заговорил:

— Ваша сестра на пути в Шотландию.

— С кем?

— С компаньонкой. Если вы примете мое предложение, то отправитесь следом за ней.

— Опять предложение?

— Да. В Шотландии у меня есть небольшое поместье, как я уже говорил. Управляющий там стар, и уже несколько лет это поместье не приносит дохода. Если, приняв это место, вы законными и порядочными способами сумеете добиться стабильного дохода, тогда я прощу вам ваш долг, — с этими словами граф повернулся к молодому человеку и пристально посмотрел ему в глаза.

Фитцджеральд ощущал странную пустоту в груди — будто его приговорили к смертной казни и в последний момент помиловали. В общем, так и было. Почему-то в последний момент граф передумал брать долг… натурой.

— Вряд ли я смогу добиться такого дохода, чтобы покрыть свой долг.

— Вы можете попытаться. К тому же, ваша сестра уверена: если вы появитесь в Шотландии, значит, ее благополучие важно для вас. Не уверен, не сбежите ли вы, воссоединившись с сестрой, — граф тонко улыбнулся, — но я рискну. Поедете ли вы в Шотландию?

Фитцджеральд закрыл глаза, со всех сторон обдумывая возникшую ситуацию.

— Что вы сделали с моей сестрой? — наконец спросил он.

Граф иронично усмехнулся и ответил:

— Не более того, что сделал с вами. Даю вам слово, я не трогал ее.

У молодого человека не было причин не верить графу.

— Я согласен.

— Отлично. Выезжаете после завтрака. Ваше жалование как управляющего будет урезано наполовину. И кроме того, никаких азартных игр. Если я узнаю, что вы опять увлеклись погоней за призрачными шансами, я вновь потребую арестовать вас.

— Да, лорд Гримстон, — с неприязнью ответил Фитцджеральд, сознавая, что теперь граф — его работодатель.

Утром, получив соответствующие инструкции, Фитцджеральд уехал. Обедал граф в полном одиночестве, и аппетита не было. Он понимал, зачем помог Фитцджеральдам и Элизабет Джонс — просто хотел доказать самому себе, что еще не так плох. Что нет его вины в том, что Джоанна ушла от него. Хотел уравновесить то плохое, что творил, хоть чем-нибудь хорошим. Да, добрые поступки пролили немного целебного бальзама на его раны, но они не могли вернуть леди Лэнгфорд хотя бы на минуту… Просто чтобы увидеть ее. Чтобы спросить, почему она ушла.

Джоанна просила не искать ее, но граф решил сделать именно это. Не сейчас, через пару месяцев, когда она успокоится, и не для того, чтобы требовать ее возвращения. Одна случайная встреча на улице, которую он, без сомнения, сумеет организовать, чтобы вежливо поздороваться и задать пару вопросов, — это ведь не слишком нечестно?

Приняв решение, граф ощутил некое подобие успокоения. У него появилась цель. Дни не стали интереснее и по-прежнему тянулись крайне медленно и уныло, но по крайней мере, каждый день теперь приближал его к желанной цели.

Граф привычным движением отдал вещи лакею. Тот принял плащ, трость и шляпу и многозначительно сказал:

— Милорд…

— Что?

— Вас ждет леди Лэнгфорд.

Граф замер на мгновение, наконец посмотрев на лакея и даже забыв про перчатки, которые начал снимать. Фипс всем своим видом показывал, что не шутит и что леди Лэнгфорд в самом деле ожидает его.

Он не видел ее долгих два месяца…

Спустя мгновение, граф закончил снимать перчатки и вручил их Фипсу, в дополнение ко всем остальным вещам.

— Где она?

— В голубой гостиной, милорд.

Джоанна не могла не знать, во сколько он ужинает. А значит, у него был шанс задержать ее больше, чем на несколько минут.

Он вошел в гостиную. Джоанна сидела на софе, перед ней на столике стоял чайный прибор.

— Добрый вечер, Джоанна, — вежливо поздоровался граф.

При появлении графа она встала.

— Добрый вечер, милорд.

— Чем обязан удовольствию видеть вас? Миссис Бридж передала вам мою просьбу?

Джоанна села.

— Да… То есть… я не поэтому здесь.

Она опять встала.

Решив прекратить ее метания, граф взял ее за руку, снова усадил на софу и сел рядом. Он не отпускал ее ладонь, затянутую в тонкую перчатку, а она не отбирала.

— Тогда почему?

Джоанна молчала, пытаясь подыскать правильные слова. Она сотни раз репетировала свою речь, но сейчас никак не могла вспомнить, с чего же следует начать.

— Почемы вы здесь, Джоанна? Почему вы убежали и почему сейчас вернулись?

— Я убежала, потому что испугалась.

— Я был слишком груб с вами? Простите меня.

— О нет, что вы, — с коротким смешком возразила она, с непонятным выражением посмотрев на него. — Вы не были грубы. Испугалась я не вас, а того… что мне это… понравилось. Я не хотела, чтобы мне это нравилось, не желала стать такой же, как мой муж или… — она прикусила губу.

— Или как я, — ровно закончил граф. Итак, все объяснялось очень просто. — С вашей стороны весьма любезно прийти сюда и рассказать мне все. Мне было неприятно гадать о причинах вашего побега. Благодарю вас.

Граф встал, посмотрел сверху вниз на склоненную голову Джоанны. Внутри ощущалось странное опустошение — слова Джоанны принесли ему облегчение, но убили всякую надежду на ее возвращение в его жизнь. По крайней мере, ему не придется всю оставшуюся жизнь чувствовать себя негодяем и мерзавцем. Он не был к ней сверх меры груб или жесток.

Он протянул ей руку.

— Вы поужинаете со мной, Джоанна?

Джоанна не подала ему руки, не приняла его предложение с вежливой, ничего не значащей улыбкой. Она подняла на него взгляд, и в этом взгляде он прочел тоску и страдание. Этих эмоций он не видел в ее взгляде очень давно, с тех пор, как заплатил долги ее мужа, с тех пор, как показал ей, насколько неприемлема для него ложь.