Бронуин Уильямс Бронуин Уильямс - Покорение Гедеона

Прю задумчиво произнесла:

— А он все равно чего-то ищет. Сегодня вечером я хочу ему прямо сказать, что папа продал все свое имущество и вложил деньги в корабль и груз. Может быть, тогда он займется чем-нибудь другим.

— Сначала он должен поверить тебе, — заметил Прайд с таким выражением, что стало совершенно ясно: не очень-то он на это надеется.

— Я думала, ты хочешь остаться у Гедеона.

Жаркие карие глаза Прайда старательно избегали взгляда сестры. Он погладил бороду, которой несносно гордился, и проговорил:

— Да, но… человек может передумать, разве нет?

— Ты же знаешь, из-за меня тебе не обязательно уходить. Он отправил домой меня. А ты мог бы остаться.

— Да, конечно. Но кто будет смотреть за тобой? Старая женщина с такой слабой головой, что не может отличить свой нос от следующего четверга? Или вольноотпущенница с языком острым, как клинок, которая может, когда захочет, уйти от нас? Ты всего лишь девушка, Прюди. Надо, чтобы кто-то смотрел за тобой.

Щеки Прю пошли ярко-красными пятнами. Те самые щеки, над которыми столько трудилась Лия, чтобы сделать их бледными и мягкими.

— Мы говорим о той самой девушке, которая обычно приносила домой трех гусей, когда ты еле справлялся с одной уткой? О той самой девушке, которая изо всех сил старалась научить тебя, как забрасывать удочку, чтобы не поймать на крючок собственную спину? О той самой девушке, которая…

— Я говорю о той девушке, которая, если не остережется, может кончить тем, что станет любовницей сладкоречивого дьявола из Парижа.

— Ты думаешь… ты в самом деле веришь, что я сделаю такую вещь? — вытаращилась Прю на брата.

— Я думаю, у тебя не будет выбора, если я что-нибудь не раскопаю и не опозорю проклятую жабу. Лия утверждает, что бабушка подписала бумаги, и мы теперь принадлежим ему вместе с домом и всем, что у нас случайно найдется. И, по-моему, она не станет врать в таком деле.

Прю рухнула на скамью во дворе у кухонной стены, где она шелушила бобы.

— Нам уже по восемнадцать, вряд ли нас так легко взять под опеку. — И тут она взорвалась: — Боже, как бабушка могла сделать такое?! Или она думает, что мы еще дети?

— Конечно, думает… Во всяком случае, в те минуты, когда она думает. — Прайд поставил ногу на скамейку рядом с мешком с бобами. За время их морской жизни он здорово вырос, плечи у него раздались, руки и ноги набрались силы. Даже лицо приобрело более зрелое выражение. — Хотя я очень люблю ее, но мне кажется, что бабушка никогда, по правде говоря, не была богата мозгами.

— Это несправедливо! — воскликнула Прю. Может быть, это и правда, но едва ли справедливо, мысленно добавила она. А Прайд невозмутимо продолжал:

— Похоже, что рядом с ней всегда находился мужчина, который говорил ей, что надо делать. Сначала ее собственный отец, потом брат, дядя Джон, затем этот старый несчастный священник, за которого она вышла замуж. По крайней мере, до тех пор, пока они не умирали или не выгоняли ее из своего дома.

Конечно, это была правда. Осанна Хант Гилберт никогда не славилась силой ума. Но сила характера и теплота сердца ни у кого не вызывали сомнений. Она была самой младшей в семье, и родители и старший брат баловали ее. Это правда. Потом брат женился на ревнивой женщине, которая, не теряя времени, нашла Осанне мужа в лице престарелого приходского священника.

— Нам надо выбираться из омута, в который она затянула нас, — вздохнула Прю.

— Я делаю все, что могу. Но ничего не получится, если ты пойдешь и убьешь этого подонка раньше, чем я опозорю его.

Задумчиво нахмурившись, Прю медленно шла домой, выполнив поручения в городе. Прошла целая неделя с тех пор, как Крау привез их домой. Хотя ей было невыносимо признаться, она скучала по китобойной стоянке, скучала по жизни на берегу, по сну под убаюкивающий шум прибоя. Она вспоминала, как слушала жалобные звуки деревянной флейты Крау и веселый гул голосов мужчин, собравшихся у костра. Вспоминала, как следила за восходом луны над водой.

Она скучала по возможности в любой момент увидеть Гедеона, всегда державшегося чуть в стороне от своих людей. Увидеть, как развеваются на ветру его светлые волосы, и сверкает под солнцем бронзовая кожа, когда он проверяет температуру воды.

Ей бы полагалось ненавидеть этого мужчину. Он взял ее слишком рано, когда она еще не была готова. Взял все, что она могла предложить. И когда взятого ему не хватило, отправил ее прочь.

Если бы только они могли встретиться при других обстоятельствах, думала она, тогда он тоже мог бы полюбить ее. У. нее был шанс, и она потеряла его из-за своей самоуверенности, из-за своей неопытности, из-за своей озабоченности. Сверх всякой меры. Из-за своей… Но какой бы Прю ни была, очевидно, она не такая, какую хотел бы Гедеон.

Придя домой, Прю обнаружила там двух женщин вульгарного вида. Помнится, они работали в одном из кабаков отца. Сейчас начищали два оловянных подсвечника по обеим сторонам главного камина. Озадаченная Прю заспешила в кухню, где ее ждала Лия. Если у женщины глаза сверкают гневом, ее голос будет слышен до самого Окрэкока.

— Ты видела они, женщины, в моем доме? Хитрый мужчина говорит, Лия не заботится о тебе и о мизус! Он говорит, Лия должна уходить. Он присылает женщин занять ее место.

— Черт бы его побрал! Где бабушка? Что она сказала об этом?

— Мизус спит. Он принес ей много бренди. Прю ворвалась в парадную часть дома таким вихрем, что юбка из поблекшей индийской ткани спиралью закрутилась вокруг ее единственной смены белья.

— Мы еще посмотрим, — бормотала она. Гнусный долгоносый хлыщ в этот раз зашел слишком далеко, прислав своих женщин в ее дом и заявив, что Лия должна уйти. — Вон! — приказала Прю, указывая дрожащим пальцем на дверь.

Одна из женщин, неряшливое создание, подоткнув юбку под тесемки передника, развалилась, расставив ноги, на самом лучшем бабушкином кресле с выгнутой спинкой и, не глядя, возила грязной тряпкой по раздвижному столу.

— Мусье Деларуш приказал слушать только его.

— Это мой дом, а не Деларуша. Вы будете слушать меня. А я говорю, что если вы не уйдете отсюда к тому времени, когда я вернусь, то пожалеете, что когда-то появились на свет!

Прю резко повернулась, не имея представления, куда идти и что делать. Она знала только одно: если останется здесь минутой дольше, то удавит двух потаскушек, представляя, что под руками у нее шея Деларуша.

К тому времени, когда Прайд вернулся домой, женщины ушли и Прю взяла себя в руки и успокоилась. Ей удалось убедить Лию остаться, но она знала, что если прямо сейчас не положит конец сложившемуся положению, то оно станет только хуже.

— Я собираюсь поговорить с проклятым французом, — объявила она Прайду, едва он переступил порог. — Немедленно. Ты упоминал, что он спит на борту бригантины, которая стоит на якоре недалеко от общего причала?