Мэри Бэлоу - Хранимые ангелами

Ах, если бы.

Джун снова посмотрела на Эллиота и встретилась с его непроницаемым взглядом.

Он стал старше. О нет, не хуже. Скорее наоборот. Теперь он выглядел более внушительно. Исчез тяжелый, жесткий, беспокойный взгляд, каким он смотрел после возвращения с войны. Его темные глаза потеряли тот фанатичный блеск, который так часто появлялся и так сильно пугал ее. Как, впрочем, и многое другое, что пугало ее в течение всех трех месяцев их брака. Его темные волосы были такими же густыми, но стали короче, а прическа более аккуратной, чем пять с половиной лет назад. Когда она выходила за него замуж, то думала, что не может быть мужчины красивее. Однако, теперь он стал еще красивее.

– Завтра, – сказал мальчуган высоким взволнованным голосом, барабаня пятками по перекладине своего стула. – Мы с вами, приятель, пойдем и наломаем зеленых веток, а потом украсим ими дом. А потом возьмем в сарае деревяшки, вырежем Рождественский ковчег и поставим его на окно. И еще мы сделаем звезду и…

– Подожди минуту! – Эллиот поднял руку и рассмеялся. Когда он смеялся, то становился ошеломляюще привлекательным. – Завтра я надеюсь оказаться на пути к Хэммонд-Парку в моем фаэтоне, с моими лошадьми и с моей же… моей ж-женой. Мои бабушка и дедушка, герцогиня и герцог, будут ожидать нас. Если мы не отпразднуем Рождество дома со своей семьей – это будет не Рождество.

Значит, они ожидали его. Они знали, что он приедет. Это было запланировано. Но никто и не подумал уведомить об этом ее.

– Подождем и посмотрим, Джос, – мягко сказала его бабушка. – Подождем и посмотрим, что принесет нам завтра.

Джун подумала, что присутствие нежданных гостей привнесло немного радостного волнения в жизнь мальчугана, который жил один с бабушкой в деревне. Особенно, учитывая то, что один из этих гостей – молодой мужчина, вроде отца, который мог бы заняться с ним каким-то общим увлекательным делом.

– Когда Эллиот был мальчиком, он постоянно вырезал деревянные фигурки, – сказала она и улыбнулась ребенку. – Он был очень талантлив.

– Да, – сияя глазами, согласился ребенок. Так, словно бы не допускал и мысли о том, что у его гостя может не хватить мастерства, чтобы за один день вырезать фигурки для вертепа(1).

– А Джун всегда делала обрамление для фигурок, которые я вырезал, – сказал Эллиот. – Луга для овец из мха, с воткнутыми в него маргаритками. Деревья из прутиков, для того, чтобы посадить на них птиц. И рисовала на бумаге реку, протекающую под вертепом.

– Когда мы были детьми, – тихо добавила она, чувствуя, как от подступивших слез у нее перехватывает горло. С того времени, как распался их брак, она запретила себе вспоминать годы детства, когда они вместе росли.

Когда они закончили обедать, она помогла госпоже Паркс убрать со стола и вымыть посуду, а Джос с Эллиотом принесли еще дров и посильнее разожгли огонь в очаге. После этого Эллиот занял прежнее кресло, а ребенок уселся у него в ногах, и, глядя на виконта снизу вверх, попросил, чтобы он рассказал Рождественскую историю.

Вытирая посуду и изредка поглядывая на них, Джун снова почувствовала боль от непролитых слез. Они, ребенок и Эллиот, смотрели друг на друга. Мальчик, слушая Рождественскую историю, – внимательно и восторженно, а Эллиот – мягко, почти нежно.

Она подумала, что он был бы хорошим отцом. Он был бы… Внезапно ей стало так больно, что она закрыла глаза.

– Все будет хорошо, милочка, – очень тихо, чтобы не услышали те двое у очага, сказала госпожа Паркс. – Я обещаю, что у вас все будет хорошо.

Конечно, она, должно быть, уже поняла, что они с Эллиотом живут врозь. Ее слова необычайно утешали, хотя почему так происходит, она не могла себе объяснить. Неужели сила доброты, проявленной посторонней женщиной, может сделать так, что действительно все будет хорошо?

– Ах, ангелы, – сказал мальчик и счастливо вздохнул. – Поющие пастухам. Я хотел бы быть одним из них.

– В длинных белых одеждах и с белыми крыльями? – Эллиот, посмеиваясь, взъерошил рыжую шевелюру мальчика.

Парнишка посмотрел на бабушку, которая перестала ловить посудную тряпку и оглянулась на мальчика. Джун увидела, как они смотрели друг на друга. В этом было столько глубины, тепла и радости. Это был обмен взглядами между равными, необычный и даже странный. Совсем не то, что можно было ожидать в отношениях между бабушкой и внуком.

– Крылья! – подивилась госпожа Паркс и следом так сердечно засмеялась, что все рассмеялись вместе с ней, а звонче всех заливался мальчик. – Как на картинах и скульптурах, сэр? Умоляю, скажите, как они вообще могли бы на них летать? И зачем им нужны крылья, если они – духи и могут перемещаться силой желания?

– О, госпожа Паркс, вы не должны портить наше романтичное представление об ангелах, – шутливо упрекнул Эллиот.

– Почему бы им не являться в виде цветка? – все еще посмеиваясь, сказала госпожа Паркс. – Или ягненка, или мальчика с рыжими волосами и ушами, торчащими в стороны, чтобы ловить ветерок?

Джун быстро глянула на ребенка, чтобы посмотреть, не обидело ли его это описание, но у мальчугана лицо порозовело от смеха.

Он только сказал:

– Бабушка, поосторожнее!

– Прекрасно, тогда так, – сказал Эллиот. – Это было небесное воинство Джосов, поющих и возносящих хвалу Господу. Но пастухи приняли их уши за крылья, и в таком виде история сохранилась в веках.

Он снова взъерошил волосы ребенка, и снова все безудержно рассмеялись.

Вечер прошел очень быстро. Или, может быть, так только казалось, потому что бабушка и внук ложились по-деревенски рано, но очень скоро наступила ночь.

Над кухней был чердак, где, по-видимому, спал Джос. Когда вечером Джун задумалась о том, где они будут спать, она предположила, что на эту ночь Эллиот разделит с мальчиком чердак, а госпожа Паркс как-нибудь устроит ее с собой в спальне. Но, в конце концов, все получилось совсем иначе.

– Ну, милочка, – обратилась к Джун госпожа Паркс, когда зевающий Джос упомянул о постели. – Вам нужно умыться и надеть ночную рубашку, я найду вам ее. У меня припрятана подходящая. Этой ночью, а, возможно, и следующей я буду спать у Джоса. А вас и вашего мужа милости просим в спальню.

Как же так – она же должна была понять, что они живут врозь!

От шока Джун окаменела.

– Я… я не собираюсь выгонять вас из вашей постели.

Но госпожа Паркс улыбнулась ей теплой, ослепительной, удивительно красивой улыбкой.

– Это меня нисколько не затруднит, милочка. Я буду только рада.

Беда заключалась в том, что противостоять такой доброте и такой любви было просто невозможно. Это глупо, подумала Джун, но все выглядит так, будто, несмотря на краткость их знакомства, госпожа Паркс любит ее.