Юна-Мари Паркер - Дворцовые тайны

Бирюзовый атлас и позолота в изобилии присутствовали в драпировках, резных украшениях, лепнине, портьерах, фестонах и всевозможных оборочках. Обшарив весь Лондон, Элфрида нашла и повесила на стены с обоями из плиссированного шелка позолоченные зеркала. Вообще позолота лезла в глаза отовсюду: с мебели, ламп, настенных бра, наконец, с большого орла с раскинутыми крыльями, висевшего над кроватью. Увидев все это в первый раз, Селвин саркастически поинтересовался, куда жена планирует водрузить американский флаг.

Элфрида не обиделась. Она понимала, что их особняк благодаря стараниям Нины Кэмпбелл обставлен в строгом сдержанном стиле и с большим вкусом. За исключением спальни. Но именно в ней Элфрида чувствовала себя счастливой. Здесь она могла подолгу валяться в постели, глядя на лепнину потолка и повторяя про себя: «Я добилась своего! Добилась!» Нищета канула в прошлое. Теперь больше не нужно горбатиться на чужих людей, присматривая за их детьми. Нет нужды без конца мечтать о красивых вещах и замирать от страха при мысли о том, что их никогда не будет. Все у Элфриды теперь есть. Благодаря ее находчивости и деньгам Селвина. А пройдет время — и ее заметят-таки эти чертовы английские газеты и журналы. Даже если придется за это заплатить.

В спальню вернулся Селвин. Его редкие волосы были гладко зачесаны и от него исходил тонкий аромат духов от Пако Рабана.

— Все еще пьет, — злорадным тоном сообщил он.

— Что? О нет! — Элфрида прикончила яичницу и стала намазывать варенье на вторую булочку.

Селвин фыркнул.

— Что в газетах?

— Только фотография герцогини Йоркской.

Он простонал и драматически воздел глаза к потолку.

— Я спрашиваю, какие новости, черт возьми! Что в мире происходит? Что в Литве? Делал ли Горбачев новые заявления по поводу Эстонии? Продолжаются ли беспорядки на румынских улицах? Какое мне дело до физиономии Ферги? [6] Прозвище Сары Фергюсон, герцогини Йоркской.

Элфрида лишь пожала плечами.

— Слушай, Селвин, скажи, как мне пробраться в благотворительные комитеты? Что нужно сделать, чтобы стать устроительницей какого-нибудь бала в пользу бедных? Ведь именно на таких мероприятиях устанавливаются связи с нужными людьми.

— Какие там могут быть связи?

— Господи, это же надо!

Ее язвительный тон должен был указывать на то, что она считает мужа полным невеждой, который не знает, какая дорога может привести человека наверх. И за что только ему дали пожизненного пэра — ведь он даже представления не имеет о том, что такое благотворительный комитет?

Селвин уже повернулся, чтобы идти в гардеробную одеваться, но бросил взгляд на остатки завтрака жены и заметил:

— Ты растолстеешь и станешь похожей на свою мать. Элфрида зло сверкнула на него глазами. С тех самых пор, как он случайно увидел фотокарточку ее матери, которая действительно страдала ожирением и имела толстые и короткие ноги, Селвин не переставал дразнить жену. Пока что Элфрида была просто пухленькой, но пышная грудь и бедра говорили о том, что ей лучше поберечься, ибо она склонна к полноте.

— Ничего я не стану толстая! — резко возразила Элфрида, забывая от волнения английский.

— Но сегодня во дворце ты же не будешь просто так смотреть на пирожные с кремом? Сознайся?

— О, Селвин, неужели дождь не кончится? Господи, сделай так, чтобы погода изменилась!

Ада Пиннер всегда приходила к графу и графине Атертонам загодя, чтобы успеть приготовить завтрак. Они жили в доме с верандой — постройке прошлого столетия — на Саут-Итон-плейс, и Ада работала на них уже в течение почти двух десятков лет. Если ее автобус из Фулхэма приходил вовремя, то она протирала пыль в гостиной и столовой, но в такие дни, как сегодня, когда она вынуждена была задерживаться, у Ады хватало времени лишь на то, чтобы приготовить завтрак.

А задержал ее сегодня сильный дождь. На дороге царила неразбериха, и машины тащились вдоль по Кингз-роуд с черепашьей скоростью. Добравшись с грехом пополам до Слоан-сквер, Ада сошла с автобуса и, несмотря на ревматические боли в коленях и ступнях, торопливо отправилась пешком вдоль по Кливден-плейс в сторону Саут-Итона, радуясь тому, что догадалась надеть резиновые сапоги. «В такую погоду хороший хозяин пса на улицу не выгонит», — думала она, отпирая дверь своим ключом. Завернув сразу на кухню, которая располагалась в тыльной части дома и выходила окном на маленький внутренний дворик, она поставила на огонь чайник, постелила на стол синюю льняную скатерть и расставила красивую розово-белую фарфоровую французскую посуду. По утрам Атертоны ели всегда на кухне. «Столовая слишком официальна для обычного семейного завтрака», — сказала леди Атертон еще десять лет назад, когда они только въехали сюда.

Следя за временем, Ада Пиннер выставила на стол коробку с хлопьями, баночки с медом и вареньем и уже хотела сунуть в тостер несколько ломтиков хлеба, как вдруг раздался телефонный звонок. Аппарат стоял на старом валлийском буфете. Поначалу Ада и ухом не повела, ибо, во-первых, не сомневалась в том, что трубку у себя наверху снимут хозяева, а во-вторых, она не любила, передавать сообщения. Но телефон все звенел, и скоро ей стало ясно, что трубку снимать никто не собирается. Тогда она сделала это сама и осторожно проговорила:

— Але?

На том конце провода раздался звонкий и молодой женский голос:

— Попросите, пожалуйста, леди Атертон.

— Минутку, я сейчас позову ее. — Миссис Пиннер хотелось добавить, что звонить людям так рано неприлично, но удержалась. — А кто ее спрашивает?

Ада готова была побиться об заклад, что незнакомка улыбнулась.

— Королева.

У миссис Пиннер закружилась голова и на несколько мгновений перехватило дыхание, словно из комнаты выкачали весь воздух. В то же время она и мысли не допускала, что это может быть чей-нибудь розыгрыш.

— О!.. Я сейчас! — взволнованно крикнула она в трубку. — Я сейчас позову ее, мадам… мэм… Ваше величество! Я мигом!

С дрожью в коленях и гулко колотившимся сердцем — вот расскажет вечером Сиднею! — она взлетела по накрытой толстым ковром лестнице на второй этаж и постучалась в дверь господской спальни.

— Ваша светлость! — возбужденно позвала она. Дверь открылась, и на пороге возникла леди Атертон.

На ней был белый банный халат, на мокрых волосах — тюрбан из полотенца.

— Что такое, миссис Пиннер? — приветливо спросила она. Селия Атертон была миловидной женщиной со светлыми волосами и белой кожей. Серые ее глаза всегда смотрели на собеседника прямо и открыто, словно она пыталась прощупать человека насквозь, добравшись до самой его сути. Вдобавок леди Атертон выглядела моложе своих сорока двух лет.