Наталия Вронская - Колокола любви

Однако сама Елизавета Петровна намеревалась миллионное состояние свое поделить между родней. Для того хотела она посетить семейство Вяземских, чтоб лично составить себе представление об их положении. Они писали, что дела их расстроены, выказывали себя примерной родней и всячески ласкались к старухе. Но то все были письма. Елизавета Петровна, женщина умная и хитрая, много повидавшая на своем веку, мало верила письмам и лести. Ей хотелось лично взглянуть на родственное семейство и понять, достойны ли они ее денег, как она любила выражаться.

Итак, вот каково было семейство Елизаветы Петровны, для которого намеревалась она составить завещание.

Княжеский дом Вяземских располагался на краю города К. Среди прочих домов он был наиболее роскошным и видным — в три этажа, с флигелями, с парком и садом над рекой, и вид, открывавшийся из него, был прекраснейший. Недалеко от сей городской усадьбы располагался храм Успения Пресвятой Богородицы, выстроенный совершенно во вкусе классицизма, с колоннами и портиком, монументальный и величественный. Все княжеское семейство по воскресным дням торжественно и чинно, друг за другом, шло в него молиться, подавая пример прочим. Но Лиза не любила этой помпезности. Величественный храм, прекрасный сам по себе, вызывал скорее желание разглядывать его и восхищаться гармонией линий, изяществом постройки, росписью, заказанной лучшим мастерам. Но молиться… Молиться она ходила в полном одиночестве в небольшой храм Живоначальной Троицы, который прозывали еще храмом Николая Ратного из-за того, что это был полковой храм расквартированного здесь N-ского уланского полка. Храм этот, небольшой, в старинном духе, находился в самом странном месте. Он вовсе не был заметен с дороги и человеку приезжему найти его было бы невозможно. Он прятался в стороне, среди небольших домов и деревьев, на одной из плоских площадок, столь редких в городе К., расположенном большей частью на холмах.

Для посещения Лиза старалась выбирать моменты, когда храм пустовал. Господ офицеров нельзя было заподозрить в особой набожности, поэтому такое случалось довольно часто. А в воскресные дни, когда молебен свершался в обязательном порядке для всех полковых, Лиза бывала в Успенском соборе.

На эту ее причуду в доме смотрели косо, подозревая, верно, в каком-то тайном умысле. Но почему-то Лизе не запрещали молиться там, где ей хотелось. Бедная воспитанница, она имела так мало прав и при ее характере, решительном и сильном, ей тяжело было это ограничение. Как бы ей хотелось подобно кузинам иметь богатые наряды, ездить на балы, пользоваться всеобщим восхищением. Тем более что кто-кто, а Лиза более всех в этом доме достойна была восхищения. И не только красотой, которой она превосходила сестер, но и добрым нравом, которым им с ней было не равняться, и разумностью.

Лиза была убеждена, что красива она в мать. Почему ее мать была красива? Откуда она это знала? Уж конечно, не из хвалебных слов тетки. Но из теткиных обвинений ее отца в неразумности, в том, что пошел он на мезальянс, и потому-то теперь она, Лиза, живет из милости у родных, как неоднократно и с ядом говаривала Ксения Григорьевна. Случилось бы такое, если бы мать ее не была красавицей, если бы отец не полюбил ее безумно?.. Нет. И Лиза в самые тяжкие моменты бывала этим счастлива, несмотря ни на какие заявления княгини, не любившей ее исключительно. Другие члены семьи относились к девушке по-разному. Князь был к ней безразличен, надо отдать ему должное. Зла открытого он не делал, ему было все равно: есть ли здесь Лиза, нет ли ее. Кузины также старались демонстрировать свое безразличие, но им это скверно удавалось. Они завидовали ее красоте, которую не мог скрыть даже самый дурной наряд. Кузен же не мог порой пересилить собственной зловредности. А Лиза…

Лиза точно знала, что это все не будет продолжаться вечно и с нетерпением, как и прочие, ждала приезда двоюродной бабушки — графини Протасовой. На нее была у Лизы вся надежда!

— Тетушка! Дорогая! — Ксения Григорьевна ринулась навстречу желанной гостье со всем пылом, на который была способна.

— Ну-ну! — осадила племянницу старая графиня. — Будет! Что за страсти? Здравствуй, князь, — кивнула она Вяземскому.

Елизавета Петровна преспокойно прошла в комнаты и уселась в кресла, оглядывая все родню, почтительно выстроившуюся перед ней.

— Так… Вижу, вижу… Олсуфьевская порода да Вяземская… Ничего от нас, от Воейковых… Впрочем… Ксения, показывай-ка мне своих детей, а то я не пойму, кто тут кто… — Графиня величественно кивнула Ксении Григорьевне, как бы дав повеление говорить теперь.

Княгиня оглядела детей и, повернувшись к тетке, сказала:

— Позвольте, тетушка, представить вам сына моего Евгения…

Молодой человек, имя которого только что назвали, вышел вперед и поклонился старухе. При этом лицо его сохранило обычное надменное выражение.

— Что это, батюшка мой, ты так смотришь на меня? — вдруг спросила его графиня. — Чем я тебе не угодила, племянник? Право, ты будто таракана увидал или что похуже, а не свою бабку!

— Тетушка! — воскликнула шокированная Ксения Григорьевна. — Да что вы говорите!

— Право, сударыня, я вовсе ничего такого не хотел… — пробормотал смутившийся Евгений.

— Ну то-то… Такое выражение лица прибереги для иных случаев, для гостиных да для барышень… А это кто у нас? — графиня перевела взор свой на девиц.

— Это дочери мои — Анна и Юлия, — ответила княгиня.

Девицы присели в реверансе перед бабушкой.

— Хорошие девушки… Имя Юлия нынче в моде, я погляжу… А тут кто?

Взгляд Елизаветы Петровны упал на Лизу, стоявшую, как обычно, поодаль от кузенов. Увидев направленный на нее взгляд старой графини, Лиза вышла вперед и, улыбнувшись, прямо посмотрела в ответ.

— Это моя племянница и воспитанница, Елизавета, дочь брата моего Павла. Сирота, — сказала Ксения Григорьевна.

— Так ты сироту пригрела? — повернулась к ней графиня. — Однако что она у тебя так дурно одета? Что ж ты… Дело доброе делаешь, да о такой важной вещи не позаботилась. Для молодой девицы самое важное — приличное платье… Ты, чай, вывозишь ее со своими дочерьми?

— Тетушка, я… — княгиня замялась. — Лиза еще очень молода…

Елизавета Петровна повернулась к девушке:

— Подойди ко мне.

Лиза подошла к протянутой руке и поцеловала ее. Тут же она была допущена и к щеке бабкиной, и Елизавета Петровна усадила ее рядом с собой.

— Твои кузены, право, весьма аристократичны. Признаться, и в столичных гостиных я не видала ни у кого таких высокомерных и скучающих лиц, хотя подобные выражения нынче в моде. Ответь, дитя, сколько тебе лет?

— Девятнадцать, сударыня…