Кэрол Мортимер - Кружевной веер

— Будем надеяться, он украл не все. — Гейбриел нахмурился. — Хочется верить, что отец успел хорошо узнать повадки и характер своего шурина и так составил завещание, чтобы прикасаться к основному капиталу не мог никто, кроме моей матери.

— Гейбриел, я понимаю, положение дел здесь далеко от совершенства, но, может быть, теперь, когда мы приехали, можно постараться все наладить? — тихо спросила Диана.

— Да возможно ли это? — Гейбриел резко остановился перед ней. — Если вы так думаете, прошу, расскажите, как это сделать.

Диана внутренне сжалась, понимая, что заслужила его неодобрение. Ведь она не подчинилась его желаниям и притащила их обоих в холодный, негостеприимный дом, в котором он когда-то жил. И все же в каждом положении можно найти что-то хорошее.

— Будем надеяться, что вам удастся хотя бы помириться с матерью.

— Диана, как вы еще молоды и наивны! — вздохнул Гейбриел.

Она бросила на него пытливый взгляд, угадывая за его словами душевную боль.

— Можно мне… вы не хотите, чтобы я пошла с вами, когда вы навестите матушку?

Он поднял брови:

— С какой целью?

— Ах, Гейбриел…

— Ах, Диана…

Она нахмурилась, услышав, как он передразнивает ее.

— Раз я скоро стану вашей женой, мое место — рядом с вами. Вы так не считаете?

Он прищурился и посмотрел на нее сверху вниз:

— Когда вы станете моей женой, ваше место будет не рядом со мной, а подо мной в моей постели!

От его грубости Диана вспыхнула.

— Понимаю причины вашего гнева, милорд…

— Гнева? — хмыкнул он. — Уверяю вас, по сравнению с тем, что я сейчас чувствую, слово «гнев» похоже на теплую водичку!

Она вскинула голову, заглянула, в его горящие глаза и почувствовала, как по спине снова пробежал холодок. Но если раньше она испытывала от такого взгляда лишь мрачное предчувствие, то теперь она ощутила и нечто совершенно другое… Они с Малкомом много лет считались друзьями, а в последнее время многие думали, что они скоро поженятся. С Гейбриелом она знакома всего несколько дней, и все же за такое короткое время в Диане пробудились новые желания, о которых она даже не ведала в быстрых и по-юношески неуклюжих объятиях Малкома. Годами Гейбриел ненамного старше Малкома по возрасту, однако значительно превосходит его в искушенности и жизненном опыте; он точно знал, как нужно поцеловать Диану и что сделать с ней, чтобы вызвать в ней жаркий отклик.

Украдкой косясь на Гейбриела из-под полуопущенных ресниц, Диана поняла: ей хочется, чтобы он снова целовал ее так, как в прошлый раз. Его грубое упоминание брачной постели лишь разожгло ее желание…

Вместо того чтобы испуганно отпрянуть, она медленно подняла руку и приложила ладонь к его судорожно сжавшейся щеке. Его кожа оказалась теплой на ощупь, высокие скулы как будто заострились, так туго их обтягивала кожа. Потемневшие глаза стали похожи на озерца черной туши.

— Диана, я не кот и не собака, которого можно приручить лаской и поглаживанием! — прозвучал во внезапно воцарившейся тишине его хриплый голос.

Она увидела, что у него на виске снова запульсировала жилка. Взгляд ее смягчился.

— Я не такая дура, Гейбриел, и вовсе не считаю, будто вас можно приручить, — произнесла она низким, грудным голосом.

Жилка продолжала пульсировать.

— Тогда чем вы занимаетесь сейчас?

В самом деле, чем она занимается? Диана заставила его приехать сюда вопреки его воле. Они очутились в странном доме, где царит неприятная, гнетущая атмосфера; ей не по себе в обществе молодой и красивой миссис Прескотт. А ведь ей еще предстоит познакомиться с матерью Гейбриела, ставшей затворницей. И все же острее всего она сейчас ощущала его боль.

— Мне кажется, я пытаюсь вас переубедить. Как бы плохо вы обо мне ни думали, я все же вам не враг, — ответила она.

— Диана, я прекрасно знаю, кто вы такая.

— И кто же?

Гейбриел пренебрежительно фыркнул:

— Наивная молодая идеалистка, которая, несмотря на собственный неудачный опыт, все же верит, что положение, сложившееся в этом доме, может еще измениться к лучшему!

Гейбриел намеренно стремился ранить ее своей грубостью. Он понял, что преуспел, когда Диана болезненно дернулась, а ее рука медленно опустилась на кровать. В то же время он с удивлением понял, что ему приятно было согревающее тепло ее руки. Черт побери, ему не нужна ничья жалость, и меньше всего — ее! С другой стороны, он не понаслышке знал, что плотская страсть не допускает никаких посторонних мыслей. Главное — удовлетворить плотское желание. Неожиданно для себя он осознал, что очень возбужден. Гнев и досада переплавились в страстное, горячее желание. Он украдкой смотрел на Диану, любуясь ее слегка растрепанными золотисто-рыжими локонами, которые, казалось, вот-вот вырвутся на свободу, бледностью ее лица, лебединой шеей, пышной грудью, выступающей в низком вырезе розового платья. Гейбриел вдруг представил, как пойдет ей ожерелье из розового жемчуга, такого же оттенка, что и ее полная, соблазнительная грудь.

— Гейбриел! — воскликнула Диана, почувствовав, если не поняв, внезапное сексуальное притяжение, возникшее между ними.

Он смерил ее пытливым взглядам. От него не укрылось, как она разрумянилась, как засверкали ее глаза. Она нервно облизывала кончиком розового язычка пухлые, чувственные губы.

— Диана, вы боитесь меня? — тихо спросил он, понимая, что неосторожные слова заставили его самого забыть о данном себе зароке. Больше всего на свете ему захотелось немедленно заняться с ней любовью.

Ее грудь то вздымалась, то опускалась, плечи судорожно вздрагивали — чтобы подать голос, ей пришлось вначале проглотить подступивший к горлу ком.

— Мне следует вас бояться?

Он страдальчески улыбнулся:

— Вне всякого сомнения!

Диана тряхнула головой, отчего несколько шпилек выпало из прически.

— Не верю, что вы способны меня обидеть, Гейбриел!

Его улыбка на миг превратилась в волчий оскал.

— Уверяю вас, сейчас мне очень хочется кое-кого обидеть!

Она не отвела от него взгляда.

— Я не сказала, что вы не способны причинить мне вред, Гейбриел, но я не верю, что вы так поступите.

Значит, она проницательнее его самого — потому что в тот миг ему казалось, что ничто не доставит ему большего наслаждения, чем подхватить ее на руки, швырнуть на постель, рывком сорвать с нее одежду и овладеть ею. Или, наоборот, медленно уложить ее, распустить ее золотисто-рыжие волосы, не спеша раздеть и изучить каждый кусочек ее восхитительно прекрасного тела губами, руками и языком.

Чтобы хоть немного вернуть самообладание, он крепко стиснул кулаки.

— Вы пробуждаете зверя, который заключен во мне и в каждом мужчине, — предупредил он, понимая, что ему угрожает серьезная опасность. Вот-вот он отбросит в сторону здравый смысл и вопьется в ее губы страстным поцелуем.