Маргарет Пембертон - Быть вместе

«Рауль, — нежно сказала про себя Харриет. — Рауль…»

И она увидела его: голова и плечи Рауля возвышались над толпой, его скуластое лицо моментально бросалось в глаза на фоне толпившихся вокруг арабов и турок, густые черные волосы, низко спускавшиеся завитками на затылке, поблескивали на солнце. Харриет показалось, что у нее перестало биться сердце, секунду она не могла дышать, а потом радость сияющим потоком захлестнула ее.

— Рауль! — крикнула она, не обращая внимания на ужас леди Крейл. — Рауль!

Он быстро шел сквозь толпу, разговаривая со спутником, которого Харриет не было видно.

— Рауль!

Встав в движущемся экипаже, она неистово замахала ему рукой, а волнующаяся толпа на мгновение расступилась.

Девушка, шедшая рядом с ним, была не старше самой Харриет: оливковая кожа обольстительно блестела, гладкие, черные как смоль волосы спускались на спину, накидка, развеваясь, окутывала хрупкое тело, на стройных точеных ногах были такие же сандалии, какие носила Харриет во время путешествия из Бербера. Они шли быстро, и, чтобы встречный дородный джентльмен не смог разделить их, Рауль, протянув руку, взял девушку за запястье, а потом посмотрел вниз на нее, и его лицо словно ожило.

Девушка что-то сказала, и Харриет увидела, что Рауль засмеялся. Затем они пошли дальше, ловко прокладывая себе дорогу в толпе и не замечая ни экипажа леди Крейл, ни застывшей фигуры Харриет.

— Такое поведение недопустимо… Крайне недостойно… Для девушки вашего воспитания неприлично демонстрировать…

Слова леди Крейл не доходили до Харриет.

Она, казалось, перестала дышать, смотрела в одну точку и видела только загорелую руку, сжимающую другую, более темную. Поверив в свои мечты, Харриет не видела правды, но теперь она больше не будет за них держаться. Рауль никогда не говорил ей, что любит ее, потому что не любил. Он просто развлекался с ней, она, несомненно, была для него приятным времяпрепровождением на утомительном пути в Хартум. Вспомнив, как легко она поддалась его поцелуям и ласкам, Харриет густо покраснела. Она пожертвовала самоуважением и достоинством ради человека, который покупает рабынь для удовлетворения своей похоти, ради человека, ничем не отличающегося от паши. Харриет едва сдержала слезы унижения. Она была уверена, что Рауль честный и смелый, и добровольно и с радостью отдала ему свое сердце, а теперь осталась ни с чем. Рауль ее не любил — никогда не любил. Это казалось слишком жестоким, чтобы быть правдой.

— Кричать посреди улицы… после всего, что было сказано… так привлекать к себе всеобщее внимание…

Выходя из экипажа, леди Крейл все еще дрожала от гнева.

Но Харриет почти не замечала ее. Погруженная в собственные мучительные мысли, она поднялась по широкому лестничному пролету, вошла в свою комнату, закрыла за собой дверь и ничего не ответила, когда Джейли несмело постучалась к ней. Солнце стояло в самой верхней точке, и в комнате с низким потолком было жарко, как в печке. Механически прикрыв ставни и погрузив комнату в полутьму, Харриет легла на кровать. Две крупные слезинки, выкатившись у нее из-под ресниц, медленно побежали вниз по щекам, а внутри у нее образовалось что-то холодное и твердое. Она отдала свое сердце, теперь ей нужно его вернуть. Она была безрассудной, глупой и неосмотрительной, но больше такой не будет. Если любовь приносит такую боль, тогда она будет жить без любви, решила Харриет.

Из оцепенения Харриет вывел звонок в дверь консульства. Мгновение она лежала, напряженно прислушиваясь, а затем ее охватила паника. Этот голос нельзя было не узнать. Обманщик прямо из объятий другой женщины явился в консульство, как обещал. С бешено забившимся сердцем Харриет подбежала к двери и, открыв ее, гораздо яснее услышала сердитый разговор, теперь доносившийся наверх из мраморного холла леди Крейл, куда Рауль получил доступ, вероятно, грубой силой. Голос леди Крейл звенел от негодования, голос Рауля дрожал от сдерживаемой ярости, но находился под строгим контролем.

— Я буду осквернять британское консульство до тех пор, пока не поговорю с мисс Латимер!

— Вы не посмеете! Мисс Латимер под моим попечительством и неважно себя чувствует.

— Она больна?

— Слова позвучали как удар хлыста.

— Да… Нет… Она неважно себя чувствует.

Воинственность леди Крейл быстро изменила ей.

— Тогда я должен ее увидеть, и сделаю это!

Обутые в сапоги ноги затопали в сторону лестницы, голос леди Крейл, поднявшийся до истерически высоких нот, потребовал от сбежавшихся слуг, чтобы они силой выдворили мистера Бове, но, судя по звукам, никто даже не попытался это сделать. Рауль поднимался по лестнице через две ступеньки. Харриет, прижав руки к сильно бьющемуся сердцу, вышла за дверь и стояла не шевелясь.

Он остановился, положив одну руку на перила, и смотрел на нее. Беспокойство, омрачившее его лицо, исчезло, белые зубы сверкнули в широкой улыбке, глаза наполнились смехом, а Харриет увидела возле темных зрачков крошечные золотые искорки.

— Леди Крейл более чем строгая компаньонка. — Не подходя ближе, Рауль с удовольствием рассматривал Харриет. — Мне стоило дьявольского труда добраться сюда.

Солнечный свет за спиной Харриет превращал ее светлые волосы в золотое облако и позволял видеть только нежные очертания фигуры. Но когда Харриет немного сдвинулась вперед, улыбка у Рауля пропала. На лице у девушки не было и намека на приветливость: оно было застывшей маской, а золотисто-зеленые глаза принадлежали незнакомке.

— В таком спектакле не было необходимости, — холодно произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно, и мечтая, чтобы Рауль не смотрел на нее, чтобы он отступил назад и таким образом увеличил расстояние между ними.

— Мне хотелось видеть вас.

Это было сухое сообщение, смех и улыбка исчезли.

— Вы очень любезны, мистер Бове, что нанесли визит, — официально откликнулась Харриет, не выдавая своего внутреннего смятения. — Мне следует поблагодарить вас за то, что проводили меня до Хартума. — Она натянуто улыбнулась. — А теперь прошу простить меня, мне нужно отдохнуть, полуденная жара для меня невыносима.

Она стремительно повернулась, чувствуя, что слезы страдания грозят хлынуть у нее из глаз.

Глаза у Рауля вспыхнули, он быстрыми широкими шагами преодолел пространство лестницы, отделявшее его от Харриет, и схватил девушку за запястье.

С неистовой яростью она вырвала у него свою руку — ее как огнем обожгло воспоминание о другой руке, которую он так же сжимал.

— Не трогайте меня! — сердито выкрикнула она. — Больше никогда не смейте прикасаться ко мне!

— Харриет, ради Бога!

Если бы она дала ему пощечину, Рауль не был бы больше ошеломлен.