Эльза Вернер - Заклятое золото

Марлов серьезно покачал головой.

— Ну, сыну-то простительно не верить в виновность отца; ведь удар был так неожидан. Во всяком случае, сегодня вы не сможете избежать встречи с ним.

— Ну, что ж, если он не станет избегать меня, — высокомерно проговорил Рональд.

В эту минуту в зал вошли дамы в сопровождении майора и Макса.

Произошла холодная, натянутая встреча. Гартмут ни словом не напомнил о былом знакомстве в доме Раймаров и сделал вид, что совершенно незнаком с Рональдом. Последний тоже, очевидно, не хотел напоминать о прежних встречах, но все же был учтиво вежлив по отношению к майору. Макса же он удостоил лишь небрежным кивком головы и, снисходительно бросив: «Ах, господин Раймар, как поживаете?», отвернулся, даже не ожидая ответа.

Эрнста, по-видимому, что-то задержало в парке, и, когда он вошел в зал, разговор уже завязался.

Эдита впилась взглядом в обоих мужчин, встреча которых должна была разрешить ей загадку: через минуту это отчасти уже прояснилось; она увидела, что вражда обоюдна.

Вильма представила нотариуса Раймара, и Рональду, сделавшему, было, вид, что он не заметил появления Эрнста, волей-неволей пришлось поздороваться. Он небрежно обернулся с явным намерением отнестись к старшему брату с тем же оскорбительным непочтением, как и к младшему, однако его попытка встретила отпор. Эрнст Раймар стоял пред ним с такой непоколебимой гордостью, что ему пришлось, по крайней мере, сохранить обычную форму вежливости. Он холодно-сдержанно поклонился и получил в ответ столь же официальный поклон; но их взгляды при этом встретились, словно два скрещенных меча, обнаружив нескрываемую ненависть с одной стороны и гневный, угрожающий вид — с другой. Это продолжалось лишь несколько секунд, и враги не обменялись ни единым словом; Раймар тотчас же обратился к хозяйке дома и сказал:

— Разрешите нам проститься. Арнольд, экипаж уже подан.

Майор удивился этой неожиданности, так как между ними было условлено уехать из Гернсбаха через час, но сразу же выразил свое согласие. Марлов облегченно вздохнул; после такой встречи дальнейшее пребывание гостей было бы невыносимо.

Прощание было непродолжительным, и через пять минут гейльсбергцы были уже в экипаже.

Первое время среди них царило мрачное молчание. Гартмут угрюмо забился в самый угол экипажа, Эрнст — в другой, Макс с вытянутым лицом сидел между ними. Первым нарушил молчание майор. Как только дом и парк остались позади них, он вдруг воскликнул:

— Какая неожиданность! Что, черт возьми, понадобилось этому Рональду в Гернсбахе? Так было мило, и вдруг явился этот «набоб» и, словно злой дух, разогнал нас? Что бы это могло значить?

— То, что я не желал оставаться в обществе Феликса Рональда! — коротко и резко заявил Эрнст.

— Согласен! Охотно понимаю, что тебе не могла быть приятна встреча с вашим бывшим конторщиком, а ныне миллиардером. Но чего ради было удирать сломя голову? Что подумает о нас госпожа Мейендорф! Макс, да что ты молчишь, словно набрал в рот воды? Какого ты мнения обо всем этом?

Макс не только был не в духе, но и чувствовал себя глубоко оскорбленным. Он тешил себя надеждой быть на первом плане, а между тем его повсюду оттирали, и это обстоятельство, конечно, очень его сердило.

— Этот визит мне кажется весьма странным! Рональд удостаивает своими визитами только избранных. Сюда четыре часа пути от Штейнфельда, и вдруг он приезжает на несколько дней. Я сам слышал, как госпожа Мейендорф приказала слуге отнести его чемодан в комнату для приезжих. Понятно, этот визит не относится к хозяйке Гернсбаха, потому что он едва знает ее… значит, здесь что-то другое.

— Ого! Уж не ревнуешь ли ты? — смеясь, воскликнул Гартмут. — Впрочем, ты прав, мне этот визит тоже кажется подозрительным. Но мужайся, Макс, и смело вперед! Обрати миллиардера в бегство и сам завоюй миллион! Ведь для тебя это ничего не стоит!

— Тут не до шуток! — сердито возразил Макс. — Когда выступает такой серьезный претендент, как Рональд, то остальным нечего тешить себя надеждой, потому что здесь играют роль не внешность и не внутренние качества, а торжествует презренный металл!

— Да, деньги всегда кажутся презренными тем, у кого их нет, — философски заметил майор. — Впрочем, у тебя взгляд на презренное богатство, видимо, совершенно изменился, так как прежде ты был о нем весьма высокого мнения. А ты, Эрнст, что думаешь относительно этих планов? Ведь Марлов и сам настолько богат, что его дочь не станет продавать себя за деньги!

— А почему бы и нет? — с горечью ответил Эрнст. — Может быть, ее прельщает не столько золото, сколько могущество, связанное с ним. Ведь перед этим Рональдом, как перед золотым тельцом, преклоняются все и вся. Почему же девушке не прельститься возможностью принимать это поклонение вместе с ним?

— Нечего сказать, сегодня вы оба в отличном расположении духа! — сердито прервал его Гартмут. — Что с тобой, Эрнст? Ты ведь не рассчитывал на миллион, а ведешь себя не лучше Макса. А мне в высшей степени безразлично, кого осчастливит своей рукой и миллионами этот набоб. Я был рад этой поездке в Гернсбах, и вот…

Он вдруг замолчал, словно сказав что-то лишнее, но ни Эрнст, ни Макс не обратили на это внимания. Они молча углубились в свои мысли, и майору не оставалось ничего иного, как присоединиться к их занятию.

После отъезда гостей в Гернсбахе облегченно вздохнули. Марлов решил не испытывать терпения своего будущего зятя. Поговорив с четверть часа, он взял маленькую Лизбету за руку и вышел с ней на террасу «покормить голубей». Вильма последовала за ними. Выпала удобная минута для объяснения.

Эдита и Рональд остались в гостиной одни, но всякий посторонний едва бы угадал в них жениха и невесту. Молодая девушка со своей обычной холодной сдержанностью сидела на диване и ожидала предложения, которое ее отец уже принял от ее имени, мужчина же, занимавший место против нее, знал, что получит согласие. Все происходило так чинно и корректно, как обычно делаются такие предложения в большом свете.

Еще несколько часов тому назад Эдита ожидала этого разговора спокойно и уверенно; впрочем, внешне она сохранила и свое спокойствие, и свою уверенность. Однако в ней зародился какой-то загадочный страх перед этим столь ожидаемым решительным моментом.

Они говорили о совершенно посторонних вещах.

— Лето вы проведете в Швейцарии? — спросил Рональд. — Ваш батюшка уже говорил мне, что намерен подольше пожить в Бернских Альпах. Ах, как хорошо хоть на время отрываться от труда и будничных забот!

— Неужели вы не отдыхаете летом? — спросила Эдита.

— Нет. Тот, кто руководит столькими предприятиями, как я, в конце концов, становится их рабом. Мне постоянно приходится быть на своем посту, и у меня нет времени для отдыха.