Анна Годберзен - Зависть

– Мисс… Брод.

Второе слово было произнесено с изрядной долей скептицизма, как если бы анархист использовал фразу «коттедж в Ньюпорте» для описания шестидесятикомнатных больших особняков с видом на береговую линию Род-Айленда. Каролина яростно заморгала. У мистера Джеймса были густые, расширяющиеся книзу бакенбарды, широкие черные брови и телосложение груши. Говорил он так, что любой генерал мог лишиться мужества, а уж Каролина и подавно упала духом.

– Да?

– Несколько слов о драгоценностях.

За его широкими плечами она видела, как комнату покидают последние из пришедших выразить соболезнования. Роберт стоял – грустно, но одновременно и осторожно – у стола, уставленного холодными закусками и соленьями, который был накрыт несколько часов назад и до сих пор казался нетронутым. Скорбящих было мало: в большинстве своем пришли женщины, которые когда-то надеялись стать миссис Лонгхорн, и их приход лишь усилил страдания Каролины. Ведь старик так умолял её остаться с ним, а она отмахнулась от него и оставила умирать в одиночестве.

– Драгоценности, мисс Брод?

Каролина поморгала, чтобы согнать с глаз выступившие слезы, и попыталась выглядеть удрученно. Она и чувствовала себя именно так, но необходимо было всем своим видом выражать нестерпимую боль утраты.

– Какие драгоценности?

Мистер Джеймс помахал перед её носом пачкой чеков.

– Видимо, Лонгхорн за последние шесть месяцев своей жизни приобрел много драгоценностей. – Его зрачки угрожающе расширились. – И они входят в его наследство.

– Мистер Лонгхорн купил множество украшений за свою жизнь, – парировала Каролина. Она несколько запаниковала, но голос её оставался твердым. – Вы же не думаете, что все эти украшения он отдал мне? К тому же, драгоценности, купленные им для меня, были подарками.

– Они были даны вам на время, – уверенно ответил мистер Джеймс. Он помахал чеками. На другом конце комнаты голубой полуденный свет играл на выступах и краях антикварной мебели и золотых нитях обивки. – Они принадлежат нам.

– Интересно, как вы их получите, если он мне их подарил? – Каролина ничего не могла поделать с внезапно прорезавшейся в голосе дерзостью. Гнев вновь вернулся, как всегда, когда она знала, что сейчас у неё что-то несправедливо отберут, а она никак не сможет этому помешать. Подобное поведение не сослужило ей хорошей службы, пока она была ребенком и горничной, и не похоже, что возымеет действие сейчас, но она едва ли могла сдержать это непроизвольное восклицание. – Или вы собираетесь судиться с каждой женщиной, к которой Лонгхорн когда-либо проявлял отцовскую заботу?

– Я весьма сомневаюсь, что вы пожелаете предстать перед судом, дорогая. – Губы мистера Джеймса были полными и влажными, и хотя гнев бушевал в ней яростно как никогда, Каролина была вынуждена отвести глаза. – Мои люди уже в ваших комнатах, собирают ваши вещи. Они сложат необходимое вам в сумки, которые никому не понадобятся. А о драгоценностях мы позаботимся – ваша горничная рассказала, где они предположительно могут находиться.

Пышная черная юбка с рюшами ниже колен оставила инстинктивный ответ Каролины на это известие незамеченным: бывшая горничная дважды тихо топнула ногой по полированному паркету. Все гости разошлись, и люди из конторы мистера Джеймса уже заворачивали оставшееся в комнате убранство и вывозили его. Скоро все званые вечера, вся жизнь, которую мистер Лонгхорн провёл здесь, будет стерта с лица земли. Теперь Каролина ясно видела то, чего в душе опасалась во время путешествия на поезде: игра окончена. А еще она поняла, почему мистер Джеймс так настойчиво хотел проводить её на кладбище: чтобы его люди успели обшарить её вещи, пока она сквозь черную сетчатую вуаль смотрит, как гроб с телом её покровителя опускается в могилу.

– Не думаю, что ему бы это понравилось, – спокойно произнесла она.

Это было правдой, хотя Каролина знала, что для адвоката покойного джентльмена это пустой звук.

– Ну, если вы желаете, то можете прийти на оглашение завещания на следующей неделе. Возможно, мистер Лонгхорн вам что-то и отписал. Но если вам интересно моё мнение – а мне обычно довольно много платят за подобные советы – я бы сказал, что вам уже досталось с лихвой.

Каролина покинула «Новую Голландию», унося с собой намного меньше вещей, чем привезла, и отчаянно нуждалась в обществе. Ни Пенелопа, ни Лиланд сейчас не казались подходящей компанией, и не только потому, что всё ещё находились во Флориде. Первая обещала помогать ей, но всё равно не была такой подругой, которой можно показать свою слабость, а второму ни в коем случае нельзя знать, насколько она была зависима от Лонгхорна, и она этого не допустит. Конечно же, он знал, что пожилой джентльмен присматривал за ней, но Каролина объяснила, что её покойный отец и Лонгхорн были близкими друзьями, а она сама жила на деньги, унаследованные от отца.

Покидая отель и следя за тем, как два потрепанных черных чемодана загружают в наёмную двуколку, она не смогла не вспомнить единственного во всём Нью-Йорке человека, который знал, кто она на самом деле.

Она дала извозчику адрес в центре города и всю дорогу отказывалась смотреть в окно, пока они ехали по роскошным улицам в замшелый старый город. Снаружи тянулся унылый серый горизонт, мелькали печальные лица и кричащие рекламные объявления, пытающие убедить рядовых жителей Нью-Йорка, что их жизнь изменится, если они купят какое-то дешевое средство для волос или другую ерунду, которую Каролина теперь презирала.

Когда она позвонила в дверь дома на отдаленной улице, где до этого бывала лишь однажды, ей не открыли. Деньги быстро таяли, но она заплатила извозчику ещё немного и в ожидании села обратно в двуколку, прикрыв лицо черной шелковой вуалью на шляпке.

У неё отняли множество платьев и большую часть драгоценностей, но некоторые предметы настолько шли ей, что даже угрюмый мистер Джеймс не видел смысла отбирать их. «У меня всё ещё есть гордость и доброе имя», – сказала себе Каролина, наклоняясь вперед над жестким сидением. Удачно сложилось, что теперь имя было её собственностью. Но даже этот скромный дар, казалось, улетучивался с каждой минутой, пока она ждала и ждала в экипаже, стоящем на булыжной мостовой. Извозчик уже терял терпение, а Каролина гадала, вовремя ли явилась и не пора ли уезжать, когда в окне показалось лицо.

– Мисс Каролина Брод! – воскликнул он, словно поджидал её.

Она безнадежно повернула лицо к солнцу. Каролина не могла подождать, как истинная леди, пока извозчик спешится и откроет перед ней дверцу, и сама нажала на ручку затянутой в перчатку рукой и выскользнула на улицу.

– Тристан! – закричала она и кинулась ему на шею.