Ферн Майклз - Пленительные объятия

Сирена вновь повернулась в сторону лужайки, уже совершенно потерявшейся во мраке, и вспомнила, какой ужас испытала однажды — это было вскоре после смерти Михеля, — когда ставила фонарь на могилу сына и, подняв глаза, вдруг увидела перед собой Ригана.

— Это на тот случай, — пояснила несчастная мать, — если ночь будет долгой и темной.

Сирена надеялась, что Риган поймет. Вместо этого он вырвал у нее из рук фонарь и разбил его о незатейливое, высеченное из простого камня надгробие. В глазах ван дер Риса горела настоящая ярость, на скулах играли желваки.

— Михель мертв! — взорвался он в припадке откровенного бешенства. — Никакой здешний, земной свет не способен уже облегчить его страдании.

Сирена взглянула на Ригана: в его глазах светилась доброта, золото волос оттенялось голубизной неба. Он привлек Сирену к себе, прижал ее к груди, обвил тонкую талию, удивляясь хрупкости столь желанного ему тела.

— Уж не собирался ли ты взять меня прямо здесь, — закричала она, — на глазах у Михеля?! Вижу, что собирался, — на той самой земле, которой присыпан его крошечный гробик! Надо же, прямо на могиле сына… Где твое достоинство, а? Мерзкий подлец!

Глаза Ригана встретились с глазами Сирены. Медленно, с явным намерением поглубже уязвить несчастную мать, он раздавил каблуком еще один осколок.

— А когда же и где ты наконец вновь станешь моей, Сирена? — спросил ван дер Рис, едва сдерживая вновь накатившую на него ярость. — Говоришь, не тут? Но ты нигде не позволяешь: ни здесь, ни поблизости, ни на пустынном, овеваемом всеми ветрами острове, ни даже в стенах нашей супружеской спальни. Так все-таки где? Где ты наконец отдашься мне?

Это случилось около шести месяцев назад, и теми же размеренными шагами, какими Риган уходил тогда от рыдающей на мягкой земле Сирены, он теперь приближался к ней. Стоя у двери, она посмотрела на отражение мужа в темном стекле и увидела хорошо знакомые ей складки, залегшие вокруг рта, и лихорадочный блеск в глазах, более чем внятно говоривший о его намерениях.

Сирена покинула свой пост и прошла мимо небольшого столика, почти задев его краем платья. Ее движения были осторожны, глаза приняли несколько диковатое выражение. Алебастрово-белые в неярком свете лампы кулаки сжались, как только она повернулась к мужу.

Взгляд Сирены выражал мольбу. Из груди рвались рыдания. Она отчаянно вскинула подбородок, чтобы Риган мог понять ее чувства. Однако, если он что и понял, все равно не отступил, продолжая приближаться медленно и целеустремленно. На Сирену снова нахлынули воспоминания о том давнем случае, когда он, как сейчас, стоял к ней лицом и решительность светилась в его глазах.

Стоило Сирене на миг забыться, уступив напору печальных воспоминаний, как Риган оказался рядом. Его и без того внушительный объем и рост приняли в неверном свете лампы угрожающие размеры. Массивные плечи казались особенно широкими, надетая на нем белая рубашка оттеняла бронзовый цвет кожи и была распахнута чуть ли не до пояса, обнажая золотистые волосы на груди.

Риган понимал, какое сильное впечатление производят на супругу его действия. В глазах Сирены появились предчувствие беды и острая тревога, с каждым его шагом все возраставшая. Ригану хотелось подавить в ней недоверие, рассказать, как сильно он истосковался, истомился по своей Морской Сирене, поведать о том, как страстно он желает ее, как мучительно жить в разладе с ней, как хочется ему постоянно находиться у нее на глазах и быть окутанным волшебной аурой ее присутствия. Она была нужна ему как воздух, необходима, как кровь, бежавшая в его жилах.

— Ты уже достаточно долго избегаешь меня, дорогая, — сказал Риган. — Несколько месяцев назад ты попросила меня подождать немножко, и с той минуты мы оказались разделены с тобой не только телесно. Мы разделились и духовно. Я всегда уважал твои желания, — добавил ван дер Рис, — но теперь пришло время и тебе… уважать мои!

— Пожалуйста, Риган, еще немного, прошу тебя, — тихо проговорила Сирена, делая шаг назад.

— Не обманывают ли меня мои уши? — хрипло, с оттенком угрозы рассмеялся ван дер Рис. — Ты просишь меня? Морская Сирена унизилась до мольбы?

— Ты же знаешь, что Морской Сирены больше нет, она умерла. То была совсем другая жизнь, еще до Михеля…

Риган наступал по-прежнему, и бедная женщина прочла в его глазах решимость довести дело до конца. Все чувства достигли в нем такого напряжения, что сделались почти осязаемы.

Когда супруг сделал еще один шаг, Сирена схватилась за край стола, служившего теперь чем-то вроде барьера.

— Ну так сколько же мне ждать еще? — с усмешкой поинтересовался Риган. — День? Неделю? Год? Сколько?

— Не знаю. Ну еще немного… я…

— Мое терпение на исходе! Целых полгода, подумать только! Ни от одного мужчины нельзя ожидать, чтобы он вытерпел столько… Ты моя жена, и я вправе требовать, чтобы ты вела себя соответственно.

— Я не могу… пока еще… Просто…

— Да просто Михель мертв! Ты его не вернешь. Пусть все останется в прошлом — начни жизнь сначала. Если ты не сделаешь этого, мы обречены. У нас ведь еще могут быть дети, впереди столько всего…

— Тебе легко так говорить: у тебя все же осталось кое-что… Но всех, кого я любила, судьба отняла у меня. Тео Хуан, Исабель, теперь вот Михель!

Взгляд Сирены затуманился, губы задрожали, она едва удерживала слезы.

— А что же я, любимая? Меня-то ведь у тебя еще никто не отнял. Неужели тебя нисколько не радует, что мы до сих пор вместе?

Риган пристально наблюдал за выражением лица Сирены. Заглянув в ее по-кошачьему зеленые глаза, опушенные густыми ресницами, он ощутил легкую слабость от ожидания того, что его самые страстные желания исполнятся. Влажные губы Сирены разомкнулись, и Риган уже не мог отвести от них взгляда, вспомнив их сладкий и теплый вкус, когда они приникали к его губам, чтобы облегчить томление и наполнить его уверенностью, что перед ним — ожившая богиня. И эта богиня, названная однажды Морской Сиреной, выбрала из всех мужчин именно его, Ригана, чтобы одарить своей любовью!

Сердце бешено забилось в груди. Он сумеет стряхнуть с Сирены апатию, сумеет вернуть ее к жизни!

— Должен ли я думать, — спросил Риган, — что мне не на что рассчитывать?

— Помнишь, ведь я просила тебя уехать со мной отсюда, просила, когда Михель был еще жив, но ты отказался. Теперь положение изменилось. Я остаюсь здесь. А ты поезжай в Испанию и займись там моими сбережениями, ведь именно это тебе нужно!

— Твое наследство, — уточнил Риган, — принадлежит мне только в глазах закона. Ты же рассуждаешь так, будто деньги и земля — единственное, что меня интересует. Во-первых, это не так, а во-вторых, должен же кто-то привести в порядок твои финансовые дела.