Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен - На руинах «Колдовства»

— Ну? — спросила она.

— Я хочу рассказать вам, что дальше будет с Милу.

Он сел и похлопал по траве рядом с собой.

— Я уже думала об этом.

Симона села недалеко от него, держа в руке поводья. Вокруг них зеленые листья шелестели от движения насекомых и потревоженных птиц.

— Что вы знаете о «подпольной дороге»?

Ее пульс участился.

— Вы имеете в виду тайную дорогу в Канаду для беглецов?

— Да.

— Я… я слышала о ней.

«Точнее, подслушивала», — подумала она, так как в действительности знала очень мало. Это была одна из тех вещей, о которых в основном за портвейном и сигарами разговаривали мужчины.

— Я слышала, что большинство беглецов с наших плантаций направляются в болота. Канада невероятно далеко отсюда, разве не так?

— Тысяча миль. Но в болотах нет свободы. Только ядовитые змеи и крокодилы. Голод и страх победят беглеца, выбравшего болото. Милу будет путешествовать по «подпольной дороге», как только я обо всем договорюсь. Это будет тяжелое и опасное путешествие, но оно предпочтительнее ее жизни в Бельфлере.

— Пройти пешком тысячу миль?! — воскликнула Симона. — Беременной женщине?! Через неизвестные дикие пространства?!

— Ее будут тайно провожать от одной станции до другой и снабжать едой и одеждой на всем пути… Но в Луизиане и Миссисипи очень мало станций.

— Я не хочу знать об этом! — решительно сказала Симона. — Зачем вы мне рассказываете ваши секреты?

— Потому что вы можете помочь мне, и я думаю, что вы достаточно сильны и смелы, чтобы это сделать.

Симона неожиданно подумала об Аристе Бруно. Он сказал ей почти то же самое: «Я люблю вызов и думаю, что вы такая же, мадемуазель!»

Ее сердце заколотилось, но она сказала:

— Я не аболиционистка!

— Вы любите рабство?

— Конечно нет, я его ненавижу! — Это заявление удивило ее, но она вдруг поняла, что чувствует именно так. Она ненавидит рабство. — Оно отвратительно, но мы пойманы в его ловушку так же, как и рабы.

— Вы правы, — согласился Чичеро с ноткой удовлетворения.

— Но как мы можем освободить их? — воскликнула она. — Что случится с сотнями тысяч рабов Юга, если они неожиданно получат свободу? Они беспомощны без нас. Мы их кормим, и одеваем, и даем работу. Они — маленькие дети, хуже, так как они не только неграмотны, но и невежественны…

— Как и дети, они могут учиться. Мадемуазель, тысячи тех неграмотных рабов попали в Канаду по «подпольной дороге». Там нет рабства, и они живут и работают как свободные мужчины и женщины.

Симона подумала о собаках, лающих ночью в Бельфлере, и представила черного раба, убегающего от них, чтобы начать невероятно трудный тысячемильный путь. Странное возбуждение росло в ней, возбуждение с сильной долей восхищения. Но она упрямо сказала:

— Мы не можем выращивать сахарный тростник без наших рабов, месье. Защита частной собственности гарантирована Конституцией. Эти невольники — наша частная собственность, которую украдут у хозяев похитители рабов!

— Такие, как я, — тихо сказал он. — Я бросил спокойную жизнь в Париже именно с этой целью, и если мне суждено умереть, служа «подпольной дороге», то не буду сожалеть об этом. Мадемуазель, сколько бы я мог рассказать вам!

Симона заткнула уши:

— Я не хочу слушать ваши истории. Месье Латур, я восхищаюсь вашей глупой смелостью и вашей… вашей наглостью. Но я не могу помогать вам. Я постараюсь защитить Милу от этих отвратительных охотников за рабами, поскольку уже попалась в ловушку из-за своего молчания. Но, пожалуйста, не обременяйте меня вашими секретами.

— Я не собирался обременять вас ими. Я оставляю Милу в вашей власти, потому что вынужден поступить так. Но я думаю, что она здесь в огромной опасности. — Он вынул из кармана листок бумаги и дал Симоне. — Это для Милу, но она не умеет читать. Прочитайте, пожалуйста, и передайте ей.

Симона посмотрела на его прекрасный почерк, все еще удивляясь, как хорошо он образован. Там был адрес во Вье Каре, указания и пароль.

— В этом доме она найдет друзей. Если вы предадите, я умру, и, возможно, не я один.

Сердце Симоны забилось быстрее, как будто она бежала. Она не хотела смотреть на адрес и не хотела думать, знает ли она тех, кто там живет. Она не желала ничего знать!

— Если у вас появятся подозрения, что охотники вернутся за Милу, вы должны отправить ее в этот дом.

Симона застонала:

— И как, вы думаете, я смогу это сделать?

— У меня нет выбора. Только ваша инициатива, мадемуазель.

Чичеро протянул руку за бумагой. Симона отдала. Он чиркнул спичкой и поджег листок, затем положил его на траву между ними. Симона смотрела с безумно бьющимся сердцем.

— Я принесла ей еду, — сказала она и услышала дрожь в своем голосе.

Ее слова вызвали очаровательную улыбку, осветившую его лицо и согревшую глаза. Его взгляд, казалось, благословлял ее.

— Если вам понадобится поговорить со мной, вы можете оставить устное сообщение свободному цветному в антикварной ювелирной лавке на Рой-ад-стрит. Больше ни с кем там не разговаривайте. Скажите ему, что вы ищете мухоловку из Прованса, но обязательно из травленого хрусталя.

— А если у него есть такая?

Чичеро снова улыбнулся ей:

— Купите ее, мадемуазель. И на следующее утро будьте здесь.

Он встал, отряхнулся и исчез в листве.

Симона слышала предупреждающий щебет пернатого часового, но ничто не показало, в какую сторону он ушел. Она медленно встала, поставила ногу в стремя и взлетела в седло.

«Симона, ты попала в неприятное положение», — сказала она себе. Что, если кто-нибудь… кто угодно… видел ее? Белая женщина, встречающаяся с таким мужчиной, как Чичеро Латур! Его линчуют. А она… что подумал бы Арист Бруно, узнав, чем она занимается? Но она дала обещание. Что же делать теперь?

Опьяняющее возбуждение охватило ее, и она поняла, что не свернет с той опасной дороги, на которую так неохотно ступила. Чичеро Латур оказал ей огромное доверие, большее, чем любой из всех мужчин, которых она знала, включая ее отца и брата, и она не могла сопротивляться брошенному им вызову. Она не могла подвести его, цена провала была слишком высока.

Как-нибудь она проследит, чтобы Милу добралась до отца своего будущего ребенка и до свободы.

Арист стоял у трапа на палубе своего колесного парохода «Цыганская королева» вместе с капитаном, ожидая, пока маршаль закончит поиски безбилетных пассажиров.

— Первый раз я надеюсь, что маршаль кого-нибудь найдет. — Аристу пришлось повысить голос из-за портового шума: гудков и свистков движущихся по реке кораблей, криков матросов и грузчиков с парусных барков и шхун, выстроившихся вдоль берега. — Я потерял хорошего работника, который теперь, вероятно, пытается пробраться на Север.