Бетти Лаймен-Рисивер - Изгнание

Отчаявшаяся Китти вытащила из воды младенца и, стряхнув с него воду, снова положила на стол. Наклонившись над девочкой, она прильнула губами к ее маленькому ротику и начала вгонять в него воздух, пока ее не оттащила Ребекка.

— Бесполезно… — тихо сказала она, но ее слова все же донеслись до Сары.

И она, медленно опуская голову на подушку, раскрыла рот; крика ее не было слышно.

Женщины молча постояли несколько минут, не обращая внимания на тишину за стенами хижины. Потом бабушка Хоукинс снова склонилась над Сарой, остальные помогли ей привести ее в порядок. Китти осторожно вытерла младенца, с пронзительной печалью чувствуя, какой крохой она была и как была похожа на Сару: у девочки были такие же, как у нее, тонкие черты лица. Потом она завернула ее в чистую простыню, оставив лишь одно маленькое личико.

— Я хочу посмотреть на нее, — сказала Сара.

В ее дрожащем голосе звучали тоска и страшное изнеможение. Китти принесла свой скорбный маленький сверток и вложила его в руки Сары. Бабушка Хоукинс грустно покачивала головой с жиденькими седыми космами.

Роман, толкнув локтем дверь, остановился на пороге. Он глазами поискал Сару. Все тело его словно окаменело. Сара медленно повернула к нему голову. Волосы ее разметались по подушке, лицо было белым как простыня, и ее вид сильно испугал его. Она протянула к нему руку.

Китти стояла возле камина, помешивая попыхивающее содержимое железного горшка, свисающего над огнем. Она быстро вытерла руки о фартук.

— Я сейчас вернусь, — сказала она, переводя взгляд с Сары на Романа и обратно.

И мимо них выскользнула из комнаты.

Ребекка сообщила Роману обо всем совсем недавно. Она ждала, когда прекратится стрельба, когда индейцы, подобрав своих убитых, отойдут к Ежевичному кряжу и скроются в густом лесу. Как же неловко чувствовал он себя здесь, в этой комнате, сидя на краю кровати своей страдалицы-жены… Ему некуда было девать ноги, он не мог передать словами, что творилось в его душе… Наклонившись, он обнял Сару, нежно прижал ее к себе, а она, уткнувшись ему в грудь, зарыдала.

— Роман… Роман… — причитала она в долгих паузах между вдохом и выдохом. — Наш ребенок умер…

— Я знаю, — тихо сказал он. И они снова прильнули друг к другу.

Тени все удлинялись и темнели. Теплый бриз, прорвавшись в окно, разгонял спертый воздух.

Роман, опустив Сару на подушку, глядел на нее сквозь сгущающиеся над ней тени и видел бусинки слез между ресницами.

— Я пришел бы раньше, если б мог, — сказал Роман. Он встал зажечь масляную лампу и, подойдя к камину, бросил несколько ложек горячей похлебки в деревянную миску. Потом снова сел на край кровати, протянул ей ложку.

— Нет, Роман… я просто не в силах…

— Ну ради меня! — настаивал он, дуя на ложку с похлебкой; остудив, он принялся кормить ее как ребенка. — У нас появится другой малыш…

Слова не выходили, застревали в горле… Нет, потеря была слишком тяжела.

— Мне пора идти, — сказал он.

— Нет, нет…

Он снова сел рядом.

— Индейцы пока отошли — делают вид, что возвращаются домой. Но мы не должны поддаваться на обман — скорее всего, они готовят нам ловушку, и когда стемнеет, нам с Калленом надо во всем убедиться.

— Нет!.. Роман, прошу тебя! — она снова расплакалась. — Не покидай меня! Не уходи! — Она с мольбой протянула к нему руки, и он почувствовал, как у него все переворачивается в груди.

— Но мне нужно идти, Сара! Пойми, я должен выполнять свои обязанности! Ведь на меня возложена такая ответственность! Я не могу перекладывать ее на плечи других — даже в такой момент.

На горящем полене в камине выступил шипящий сок, и оно почернело. В комнате стояла полная тишина, если не считать этого шипения. Сара, потерев покрасневшие глаза, опустила руки. Лицо ее было бледным, измученным.

— Прошу тебя, будь осторожнее… — наконец промолвила она, пытаясь улыбнуться ему.

Роман нежно поцеловал ее, погладив по прекрасным белокурым волосам. Рука его на минуту задержалась у нее на голове, потом он взялся за сборы.

Снимая с колышка запасной мешочек для дроби, Роман увидел на каминной полке пистолет и сразу узнал его: оружие Джозефа. Он бросил взгляд на Сару, стараясь понять, известно ли ей о нем, и запихнул его за пазуху своей охотничьей рубахи.

Роман вышел, унося с собой ее образ — образ слишком изнеженной женщины, совершенно не приспособленной для походной жизни форта… Вдруг он снова почувствовал саднящую душу вину за то, что привез ее в эту дикую, первозданную страну, и вновь знакомо заныло в груди. Но, убеждал он себя, через год или два здесь все изменится: с индейской угрозой будет покончено, появятся новые города — и она сама убедится в том, какое верное решение они приняли, приехав сюда. Ребекка права, у них еще будут дети!

Он постучал в дверь хижины Клеборнов, и Китти тут же ему открыла. И у нее под глазами была синева от усталости, но она радостно протянула к нему руки:

— Роман, входи!

— Каллена нет? — спросил Роман. Сделав шаг вперед, разведчик сразу увидел шотландца, перебрасывавшего через плечо ремешок от порохового рожка. — Не хочу подгонять тебя, но уже стемнело.

— Я готов, — ответил Каллен. Он поколебался, не зная что сказать, потом дружески крепко сжал ему плечо: — Мы ужасно скорбим, Роман.

Роман кивнул, выражая признательность.

— Если ты посидишь с ней сегодня ночью, — обратился он к Китти, — я окажусь у тебя в неоплатном долгу.

— Я и собиралась это сделать — пойду туда, как только вы уедете.

Он вытащил из-за пазухи пистолет Джозефа.

— По-моему, эта штука принадлежит тебе.

Китти улыбнулась. Взяв пистолет, она положила его на стол.

— Пусть будет под рукой. Роман… — Голос ее задрожал. — Ты не хотел бы перед отъездом взглянуть на девочку? Она сейчас у Элви, там ее обряжают к завтрашним похоронам.

«Ее обряжают» … Эти слова болезненным эхом отозвались где-то в глубине его существа. Роман был уязвлен тем, что услышал. Никто не сообщил ему, кто родился, а он и не спрашивал, но почему-то был уверен, что это непременно мальчик… Но он ничего не имел бы и против девочки…

В смятении Роман ничего не ответил. За последнее время он насмотрелся столько смертей, что сейчас не мог заставить себя взглянуть еще и на мертвого младенца. Его младенца… Качнув головой, он быстро вышел за дверь.

Когда Роман с Калленом вернулись и сообщили, что индейцы и в самом деле возвращаются к берегам Огайо, ворота форта тут же широко распахнулись, пропуская оголодавший и нетерпеливый скот к реке, на сочное зеленое пастбище. Во время осады погиб один человек, и теперь поселенцы собрались на небольшом кладбище за стенами форта, чтобы предать земле его и ребенка Романа Джентри. Выполнив скорбную обязанность перед мертвыми, они мрачно осматривали урон, нанесенный их урожаю.