Бренда Джойс - Идеальная невеста

Как только Рекс начал читать письмо, буквы стали расплываться у него перед глазами. Оставалось прочесть еще один короткий абзац, но он уже ничего не видел. Листок задрожал, и на нем появились влажные пятна. Рекс положил лист на стол и перестал сдерживаться. Слезы полились потоком, и он не мог их остановить.

Он так устал притворяться, что Стивен не его сын. Он ненавидел эти письма и хотел, чтобы его сын был с ним. Хотел сам учить его прыгать через барьеры и повести его охотиться на лис. Но разве он мог это сделать? Так, как сейчас, лучше. Он не хотел, чтобы Стивен был изгнан в Лендс‑Энд, как был изгнан он сам.

Рекс постарался овладеть собой. О боже, если бы он мог увидеть Стивена. Но он ни разу не навестил мальчика. Рекс знал, что, если он хочет соблюдать соглашение, должен держаться как можно дальше от Стивена. Он был не в состоянии встретиться с мальчиком как посторонний: он был уверен, что после этого его душа разорвется от боли. Он бы, вероятно, дошел до того, что стал курить опиум в каком‑нибудь притоне. Богу известно, что он и так уже слишком много пьет. Или он встретился бы с мальчиком и изменил его отношение к жизни. Насколько это было бы эгоистично?

Рекс мог бы напомнить себе, что однажды Стивен узнает правду, но это не принесло бы ему утешения. Пройдет не один десяток лет, прежде чем Рекс сможет хотя бы подойти к Стивену и сказать ему правду о том, кто его отец, — если только Маубрей не умрет молодым. Рекс презирал Маубрея, но не настолько, чтобы желать ему безвременной смерти.

Рекс взглянул на темные каменные стены, которые окружали его тесным кольцом, и ему показалось, что он похоронен в Боденике заживо. Он потратил столько сил на то, чтобы превратить эти развалины в доходное имение, но Лендс‑Энд стал для него местом заточения с той минуты, как он понял, что должен отречься от своего сына. Не важно, что он отправился в изгнание по собственной воле. В тот день, когда он получал это ежегодное письмо, он чувствовал, как безнадежна его жизнь. В этот день ему не хватало воздуха, и жизнь давила на него, как тяжелый груз.

Рекс схватил свой костыль, размахнулся изо всех сил и ударил им по столу. Лампа упала на пол и разбилась, аккуратно рассортированные бумаги разлетелись по всей комнате. Потом он оперся о стол, чтобы сохранить равновесие, и обрушил костыль на вещи, которые уцелели от первого удара. Стакан, графин и остальные бумаги слетели на пол.

Рекс тяжело дышал. Закрыв глаза, он постарался овладеть собой. Этот день окончится; такие дни всегда кончались. Завтра он осмотрит жеребых кобыл, вернется к работе над новым хлевом и начнет наполнять водой пруд, который он велел выкопать в саду за башней. Его тело продолжало дрожать, дыхание оставалось частым и глубоким. Сердце словно сдавили клещи, и грудь болела так, будто горе и отчаяние рвали ее когтями.

Рекс посмотрел на графин, тот не разбился. Рекс наклонился и поднял его: это было возможно благодаря пружинам, при необходимости уменьшавшим длину костыля. Рекс уже давно научился использовать свою опору всеми возможными способами. Костыль был сделан по специальному заказу и снабжен пружинами и шарнирами. Рекс уже не помнил о его существовании: костыль стал как бы продолжением его тела, превратился в его правую ногу.

Четвертая часть виски, которое было в графине, уцелела, и Рекс выпил его одним глотком.

В комнату вбежала горничная Анна. Ей хватило одного взгляда, чтобы увидеть весь устроенный Рексом беспорядок. Глаза Анны широко раскрылись, и она вскрикнула:

— Милорд!

Рекс допил виски, поставил пустой графин на стол и медленно окинул девушку взглядом. Есть лучший способ забыться, чем виски.

Анна уже стояла на коленях и подбирала с пола бумаги. Это была двадцатилетняя довольно красивая девушка с пышными формами, очень пылкая в постели. На службу к Рексу она поступила два месяца назад и, нанимаясь, ясно дала понять, что хотела бы делать для него гораздо больше, чем убирать дом и стирать одежду. Рекс не хотел отказываться от удовольствий женской любви: он не мог жить без секса. И ему тогда уже надоела связь с овдовевшей дочерью местного трактирщика. Поэтому он сразу же нанял Анну. Первое указание, которое она выполнила на новой работе, было лечь к нему в постель. Они получили тогда огромное удовольствие и продолжали получать его до сих пор. Рекс не был ее первым любовником и не будет последним. За дополнительные услуги он платил ей дополнительным продовольствием для ее семьи — крестьян‑арендаторов из соседнего прихода, которые едва сводили концы с концами. Жалованье у нее тоже было не маленькое.

Однако в последнее время Рекс видел, как Анна кокетничает с деревенским кузнецом — красивым парнем, ее ровесником, недавно приехавшим в Ланхадрон. Он чувствовал, к чему идет дело, и был не против: Анна заслуживала того, чтобы иметь свой дом и семью. Он даже решил, что, как только найдет себе новую служанку — и новую любовницу, ускорит свадьбу этой пары и сделает им дорогой подарок.

Но пока Анна еще не жена молодого кузнеца, а удовольствие позволит ему убежать от прошлого. И сейчас он хотел убежать в ее тело.

— Анна, хватит убирать. Сделаешь это потом, — сказал он.

Она вздрогнула, взглянула вверх и широко раскрыла глаза.

— Милорд, вы же бережете свои бумаги, как моя мама — моих маленьких сестер. Я знаю, какие это важные бумаги.

Рекс почувствовал, как та часть его тела, которая находится у мужчин в штанах, напряглась и уперлась в скрывавшую ее шерстяную ткань. Этого он как раз и хотел.

— Иди сюда, — позвал он очень тихо.

Анна поняла его. Она замерла неподвижно, потом медленно встала и положила собранные бумаги на стол. Взгляды господина и служанки скрестились. На полных щеках девушки вспыхнул румянец. Она улыбнулась и почти шепотом спросила:

— Милорд, разве я не угодила вам ночью?

Брюки натянулись еще туже. Он улыбнулся ей в ответ, потянулся вперед и взял ее за руку.

— Угодила, и даже очень. Но ночь уже прошла, верно?

— Вы самый разгульный лорд, — шепнула Анна, когда он притянул ее к себе.

— Ты против? — спросил он. Его левая ладонь скользнула по ее спине сверху вниз и ухватилась за округлую ягодицу. Он крепко прижал девушку к себе, продолжая надежно и прочно опираться на костыль.

— Как я могу быть против? Вы же так благородно себя ведете.

Ему было приятно это услышать. Он всегда старался нравиться женщинам в постели, иначе телесная близость не приносила ему удовлетворения. Кроме того, для него было очевидно, что он должен чем‑то компенсировать свое увечье. Ни одна женщина не думала о его искалеченной ноге после того, как получала от него удовольствие.

— Вы хотите подняться в свою комнату? — шепотом спросила Анна, нагибаясь и поглаживая через брюки ту самую, уже набухшую, часть его тела.