Стефани Слоун - В его власти

— И вот что получилось в результате полета фантазии испорченной молодой женщины — мы оказались вместе, несмотря ни на что.

— Кларисса… — умолял он хриплым голосом, заканчивая разматывать бандаж. С трудом отцепив ее руки, он смотрел на нее потемневшими глазами. — Нет смысла вспоминать прошлое.

Она закрыла глаза и покачивалась, испытывая облегчение оттого, что можно свободно дышать. Джеймс обнял ее и прижал к себе, его руки оказались на ее голой груди. Кларисса положила на них свои руки.

— Я думала, вы тоже хотите меня. Как я могла так ошибаться?

Кларисса открыла глаза, посмотрела на него, и у нее перехватило дыхание от того, что она прочитала на его лице. Ему тоже было больно, боль сидела глубоко в его сердце, но она не замечала этого, потому что он прятал ее.

А потом он жестко поцеловал ее, впившись в губы, потому что ему хотелось большего. Его язык с такой силой понуждал ее губы раскрыться, что это и испугало Клариссу, и взволновало. Он подхватил ее на руки — она почувствовала их силу. Она обвивала руками его шею, прижималась голой грудью к его груди и с ответной страстью не давала разомкнуться их губам все то время, пока Джеймс шел к кровати.

И тут он подбросил ее в воздух, и она приземлилась, распростершись на мягком упругом ложе.

— Доброй ночи, Кларисса, — медленно проговорил он, тяжело дыша.

Голова у нее кружилась, и она закрыла глаза, уверенная, что плохо расслышала. Но когда она снова открыла глаза, он исчез. Она была одна в очень красивой голубой комнате.

Когда Кларисса начинала делать наброски, она ощущала себя всевидящей, но невидимой. Несколькими быстрыми движениями угольного карандаша она извлекала правду в те краткие моменты, когда натура открывалась ей, пока та не успевала спрятать свою сущность. Красота, настоящая красота часто была суровой и грубой. Она находила такую красоту в торговцах рыбой, пытающихся всучить свой дурно пахнущий товар, в проститутках, предлагающих себя на грязных городских улицах. Была ли это сценка с соседской кошкой, греющейся на солнце, или с усталыми няньками в парке и их орущими подопечными — художнику, который жил внутри Клариссы, каждая частица жизни дарила озарение, Кларисса любила акт творения. Но еще больше ей нравилось постепенно познавать внутреннюю суть людей. Может быть, она жаждала понимания, потому что сама почти не умела скрывать свои чувства и прятаться от других. Эмоции бурлили в ней и обнаруживали себя при малейшем толчке. Сдерживать свою природную открытость было для Клариссы так же противоестественно, как если бы она оказалась в Индии и стала слоном. Любознательность, стремление открывать новое, понимать окружающий мир усиливали ее страстность и побуждали вновь и вновь исследовать жизнь с помощью своего искусства.

Сейчас она проницательным взглядом изучала Айрис, дочь мистера Беннетта, которая, несомненно, была хороша собой. Но что еще обнаружится в ней за то время, которое они проведут вдвоем? Кларисса склонилась над наброском, стараясь воспроизвести трудноуловимый рисунок скул девушки. Что прячется за этой изысканной костной структурой? Кларисса изучала глаза девушки, синие глаза, в которых была… тоска, да, тоска. Может быть, в них жила некоторая непокорность, о чем свидетельствовал и крепко сжатый рот в форме сердечка. Девушка повернулась, услышав, как вдалеке залаяла собака, и Кларисса недовольно нахмурилась. Айрис буркнула «pardon», ее французский был более чем хорош. Да, решила Кларисса, Айрис принадлежала к тем людям, о которых принято говорить «бриллиант чистой воды».

Кларисса провела пальцем по линии, очертившей правую скулу Айрис.

— Parfait [3] Прекрасно (фр.). , — удовлетворенно пробормотала она, наклоняя голову, чтобы полюбоваться эскизом. Сама Кларисса была слишком высокой, слишком плоскогрудой и еще более непредсказуемой, чтобы: составить выгодную партию в ее собственный лондонский сезон. Но это почти не задело ее. Воздушные платья, изящные туфельки, сверкающие драгоценности — вот о чем Кларисса сожалела до слез. Это много значило для нее. Совеем не для того, чтобы нравиться мужчине, — для того, чтобы нравиться себе. И получалось. Она никогда не понимала женщин, которые считали, что принадлежность к слабому полу ограничивает их возможности. Ей представлялось, что все подчеркивающее ее фигуру или лицо только повышает интерес к ней, желание узнать ее.

Кларисса снова взглянула на Айрис, удивляясь способности девушки так долго позировать с совершенно прямой спиной. Айрис необходимо было все это: портрет, который способствовал бы ее успеху, муж, который засвидетельствовал бы ее принадлежность к высшему обществу, удаленность от канадских родственников, которую обеспечивала ей Англия.

Да, Айрис хотела всего этого — возможно, страстно желала. Но увидев, как нога девушки выбивает стаккато на дубовом полу, Кларисса пришла к убеждению, что Айрис вряд ли могла знать себя настолько хорошо, чтобы сделать правильный выбор. Она еще слишком юна — ее многому учили, но у нее не было опыта. Ее обуревали желания, но она не могла знать их причины.

В возрасте Айрис Кларисса не многим отличалась от нее. Она была уверена в своем будущем. Она выйдет замуж, станет матерью, будет выполнять обязанности, налагаемые ее статусом, и так далее и тому подобное. А потом она встретила Джеймса. Он совсем не подходил ей… и очень подходил. Его не раздражала свойственная ей быстрая смена настроений — скорее наоборот. Их ссоры почти всегда заканчивались самыми значительными разговорами и самыми страстными примирениями. Он побуждал ее спорить с ним, а этого не делал ни один из ее знакомых — ни раньше ни позже.

Айрис предстояло еще многому научиться. Кларисса испытывала к ней симпатию и сердилась на нее. Если бы не Айрис с ее желанием поймать английского аристократа, Кларисса была бы в безопасности, дома, рядом с матерью. Она подняла глаза, чтобы изучить линию бровей девушки, и встретила ее внимательный взгляд.

Черт! Когда Кларисса заставила себя продолжить работу, ее пальцы сильнее сжали угольный карандаш. Если быть до конца честной, Айрис ни в чем не виновата. И ее родители тоже. После вечера, проведенного с Джеймсом и мистером Беннеттом, — и распития ужасного бренди, — она пришла к выводу, что канадец ничего не знает об участии «Монахов» в этом деле. Или же мистер Беннетт уж очень хороший актер. У самой Клариссы были некоторые способности к драматическому искусству, и она могла бы поспорить, что он говорил все, что думал, а не играл.

Оставалось винить «Монахов» и — по ассоциации — Джеймса.

— Месье Сен-Мишель, — непринужденно произнесла Айрис, продолжая держать голову совершенно неподвижно. — Где месье Ругье? Разве он не ассистирует вам?