Моника Маккарти - Ястреб

Наверное, почувствовав, что слишком надавил на разъяренного воина, Роберт оставил его.

— Ты сильно рисковала, доставляя мне эти сведения. Надеюсь, никто не узнает о твоем поступке.

Элли тоже очень на это надеялась.

— Со мной все будет в порядке, но я должна побыстрее вернуться. Солдаты будут дожидаться меня, и я не хочу, чтобы они задавали слишком много вопросов.

Роберт снова поцеловал ее в щеку.

— Я пошлю кого-нибудь проводить тебя до места, куда ты должна прийти.

— В этом нет необходимости, — решительно сказал Эрик. — Я провожу ее.

Роберт вопросительно взглянул на Элли, спрашивая одобрения. Ее взгляд метнулся к Эрику, отметив жесткую угрожающую линию его губ. Она склонялась к тому, чтобы отказать. Но ведь он был одной из причин, почему она пришла сюда. Прежде чем принять решение насчет брака с Ральфом, Элли нужно было точно узнать, нет ли у них с Эриком шанса.

Поколебавшись, она согласно кивнула.

Эрик едва сдерживался. Ей повезло, что она согласилась пойти с ним. Он был на волоске от того, чтобы, обхватив ладонями ее тонкую талию, закинуть ее на плечо, словно какой-нибудь варвар-викинг, за которого она приняла его, впервые увидев. Его так и подмывало сделать это с того самого момента, как она ввалилась к ним в шатер. Несносная девица, как видно, пробуждала в нем самые первобытные инстинкты, унаследованные от многих поколений древних норвежцев, привыкших брать все, что захотят.

Но к счастью, ее нерешительный кивок помешал Эрику еще больше испортить мнение о нем короля.

Попрощавшись с зятем, Элли круто повернулась, надменно вздернув подбородок, и выплыла из пещеры с таким видом, словно она была принцессой, а он — лакеем, годным лишь на то, чтобы нести шлейф ее платья.

Эрик выскочил вслед за ней, изо всех сил стараясь держать в узде разбушевавшиеся эмоции. Ярость, которая охватила его, как только он увидел Элли, разгорелась еще сильнее, когда он услышал ее объяснения о причинах ее прихода. У него перехватило дыхание, когда он подумал, какой опасности она подвергалась.

Не улучшило его настроения и напоминание о том, что она отказалась выйти за него замуж. Если она его любила, почему не захотела выйти за него? Не то чтобы он жаждал жениться, но, черт возьми, это же было нелепо.

Эрик шел молча. Гнев душил его, не позволяя говорить. Костры и факелы, освещавшие лагерь, остались далеко позади, растворившись в лунном свете. Он увидел нескольких стражников Бойда, охранявших подступы к лагерю, но сомневался, что Элли их заметила.

Наконец, когда они достигли узкой тропинки, ведущей к Лox-Трун, она, должно быть, решила, что они ушли достаточно далеко. Она обернулась к нему. Ее сердитые глаза полыхнули зеленым огнем.

— Ты так и будешь сверлить меня гневным взглядом всю ночь, или, может быть, все-таки скажешь хоть что-нибудь?

Возможно, тут сыграл роль ее тон. Или руки, упертые в бока. Или, может, сладкий аромат ее кожи после долгих месяцев мучительной разлуки. Но что бы там ни было, Эрик достиг предела своей выдержки. Он схватил ее за локоть и резко притянул к себе.

— Да уж, черт возьми, мне есть что сказать. О чем ты только думала, ввязываясь во все это? Ты хочешь, чтобы тебя убили?

Касаться ее было большой ошибкой. Прижав ее к себе, Эрик ощутил плавные линии ее тела, прильнувшего к нему. Это было невообразимо приятно, и он понял, как ему этого недоставало. Как сильно он скучал по ней.

Острое ощущение ее близости пронзило его огнем, воспламеняя кровь и обжигая кожу.

Любая разумная женщина задрожала бы от страха перед этой лавиной чувств, обрушившейся на нее. Элли, конечно же — она ведь никогда не поступала, как следует, — вырвала руку из его захвата и бесстрашно встретила его взгляд.

— Глупо было рассчитывать, — прищурив глаза, она ткнула его пальцем в грудь для выразительности, — что ты будешь благодарить меня за то, что я спасла твою неблагодарную, сверхмускулистую, слишком красивую себе во вред шкуру.

— Благодарить? — гневно рявкнул он. — Зато, что ты подвергла себя такой опасности?

Он шагнул к ней, но она благоразумно отступила назад. К несчастью, дерево не позволило ей двигаться дальше. Упершись двумя руками в ствол по обе стороны от ее плеч, Эрик угрожающе склонился над ней:

— Мне хочется придушить тебя за то, что ты явилась сюда.

Или зацеловать до бесчувствия, пока не исчезнет эта давящая тяжесть в груди.

Воздух между ними искрился. Безумное желание овладело им. Порыв поцеловать ее был неодолимым. Эрик напрягся всем телом, стараясь сдержаться.

Ее глаза метались, как у зайца, попавшего в западню.

— Тебе нужно успокоиться, — с тревогой сказала она. — Ты просто смешон. Пусти меня.

Успокоиться? Ему? Он всегда спокоен, черт ее возьми! Эрик склонился еще ниже, словно желая заставить ее ощутить всю силу опасности, в которую она себя ввергала и испытать хотя бы малую долю тех мук, что терзали его.

— Нет.

Он понимал, что не надо бы ему поднимать такой шум, но, черт возьми, было так приятно поставить ее на место. Держать в своей власти. Подчинить своей воле.

Ему следовало быть умнее.

Элли резко подняла колено и ударила его в пах достаточно сильно, но, как мелькнуло в голове у Эрика, все же не настолько, чтобы подвергнуть сомнению появление их будущего потомства.

Когда он выпрямился и смог снова вздохнуть, он неожиданно осознал то, о чем подумал, ошеломленный, — об их будущем потомстве.

Что-то перевернулось у него в груди, когда он изумленно посмотрел на Элли. Это было так ясно — так очевидно, — что он не мог понять, почему не осознал этого раньше. Удар коленом в причинное место заставил его признать истину, уже долгое время смотревшую ему прямо в лицо. Он не мог представить себе ни одну женщину, кроме нее, в роли матери своих детей. Потому что любил ее.

Он любил ее.

Господи, каким же слепым болваном он был! Сильные, запуганные эмоции, мощнейшее влечение, неодолимое стремление защитить — обладать. Вот почему он не мог забыть ее. Вот почему, несмотря на охвативший его гнев, он не мог насмотреться на нее, стоило ей войти в шатер. Он хотел жениться на ней не потому, что был обязан, а потому, что любил ее.

Как он мог допустить, что такое случилось?

Лучше спросить, как это могло не случиться.

Они прекрасно дополняли друг друга. Она обнаружила его серьезную сторону, а он заставил ее смеяться. Им обоим нравились приключения. Элли была первой женщиной, которую заинтересовало, что он думает. Которая сумела под внешней беззаботностью, за шутками и флиртом, разглядеть, каков он на самом деле. Наверное, это началось с того, как она в первый раз закатила глаза или впервые смерила его этим своим явно неодобрительным взглядом суровой няни. Или, может, все сводилось к чему-то совсем простому, вроде глубокомысленного заключения Доналла: она не желала мириться с его дерьмом.