Елена Арсеньева - Роковая любовь немецкой принцессы

Впрочем, делать было нечего, назвался, грубо говоря, груздем – полезай в кузов!

Между нами… граф Андрей применил к ситуации куда более откровенное малороссийское выражение, в котором слово «груздь» звучало несколько иначе и было созвучно названию буквы «хер», а слово «кузов» начиналось с буквы «п» и было женского рода.

Итак, груздь был вполне готов, а кузов что-то задерживался. Наконец за дверью раздались быстрые шаги. В уборную вбежала девушка – она была очаровательна, однако, на взгляд графа Андрея, простовата. И одежда не бог весть… Обычная парижская мидинетка… в театре она могла иметь только амплуа субретки, а барон де Жоншер говорил о героине, о премьерше…

Впрочем, декольте мидинетки выглядело настолько заманчиво, что он готов был простить ей даже не то амплуа. Девушка огляделась словно бы в нерешительности и, изогнувшись, принялась расстегивать платье. Крючки, как это водится у неразумных дам, располагались на спине. Девушка изогнулась, груди выскочили из корсета, граф Андрей потянулся отдернуть занавеску, как вдруг дверь в уборную распахнулась, и на пороге появился молодой человек, одетый с почти непристойной изысканностью, обладающий нежной, чувственной красотой, тонкий и изящный, как танцор.

Не говоря ни слова, он подошел к актрисе и прижался лицом к ее полуобнаженным грудям. Девушка со стоном закинула голову. Нежно ее целуя, молодой человек привел ее к козетке и помог улечься, после чего принялся снимать камзол и расстегивать панталоны. А потом он взобрался на козетку и устроился верхом на молоденькой девушке, приблизив бедра к ее лицу.

Что-то в нем показалось графу Андрею странным. Граф впился взглядом в его обнаженное тело и – о Боже! – не обнаружил того, чем мужчина отличается от женщины, зато признаки того, чем женщина отличается от мужчины, имелись в полном объеме!

Это была женщина! Прелестная, обворожительная женщина, переодетая мужчиной, которая намеревалась заняться с миленькой субреткой тем, что называется… граф Андрей слышал о таких штуках, но никогда не видел, как это выглядит в натуре. Он дорого заплатил бы, чтобы посмотреть на это… однако зрелище досталось ему бесплатно.

Правда, в самый разгар ласк он не смог совладать с собой и выскочил из-за занавески в полной боевой готовности.

Не отрывая бедер от жадных губ подруги, та, которая была раньше одета мужчиной, повернулась к графу Андрею, окинула его взглядом и засмеялась. Похоже, она ничуть не удивилась тому, что он здесь оказался, и совершенно не смутилась.

Итак, догадался Разумовский, это и была Grandе louve с ее удивительными пристрастиями и фантазиями.

Тем временем Grandе louve сделала приглашающий жест – и граф Андрей, позабыв обо всем на свете, кинулся удовлетворять свою похоть, причем в голове его билась только одна мысль: «Вот это да! Вот это да!»

Что еще сказать?.. Граф Андрей с опаской вспоминал об этой ночи. Он вроде бы не оплошал, однако порой удовольствие, им полученное, граничило с брезгливостью. И тем не менее он не сдавался до утра, пока утомленные, пресыщенные им и друг дружкой дамы не уснули, причудливо сплетясь телами, на сломанной, просевшей на один бок козетке.

Да что там какая-то субтильная козетка! Граф Андрей не удивился бы, если бы все здание «Comеdie Fraçaise» развалилось, хоть и было новехонькое и построено накрепко.

Более ему попасть за кулисы не удалось. Де Жоншер плел какие-то козни. У Андре создалось впечатление, что де Жоншер, распаленный рассказами русского, теперь сам решил посмотреть, как забавничает знаменитая мадемуазель Рокур, известная тем, что для нее не было разницы, с мужчиной faire l’amour, с женщиной или с ними обоими. Собственно, граф Андрей не особо настаивал, поскольку счел, что единожды попробовать сие чрезмерно пряное и острое блюдо – это еще куда ни шло, а злоупотреблять им – не полезно для здоровья.

Здоровье свое Разумовский блюл по мере сил.

Кроме того, было еще нечто, что унижало его и не давало ему покоя – и делало для него невозможным новую встречу с порочной актрисой.

Единственное, что он сделал, дабы воздать некий долг памяти своему замечательному приключению, это сходил на спектакль, в котором играла мадемуазель Рокур. Давали неизбежного Бомарше (столь же неизбежного Мольера граф Андрей не выносил за редкостную скуку и назидательность), «Свадьбу Фигаро». Франсуаз Рокур играла графиню Розину, в роли Сюзанны мелькнула знакомая мордашка той самой субретки-мидинетки, которая помогала знаменитой актрисе довести до приятных судорог русского гостя, и у зрителей в ходе спектакля нет-нет да и возникала уверенность, что и граф Альмавива, и Фигаро, и даже хорошенький Керубино не раз бывали наедине с примой…

Разумовский записал сей момент своей жизни на скрижали памяти – и покинул Париж. Изредка в руки ему попадали французские газеты. В одной из них он как-то прочел, что мадемуазель Рокур была замечена около дома парижской дивы, знаменитой певицы Софи Арну, и это может означать только то, что может означать. От императрицы Екатерины, которая состояла в переписке с дипломатом и ученым Мельхиором Гриммом, в ту пору жившим в Париже, он узнал, что парижанки высшего света и полусвета основали некую женскую масонскую ложу, которую назвали «Андрогин». Якобы мадемуазель Рокур была чуть ли не самым истовым ее членом, приобретала все большую склонность к переодеванию в мужское платье и даже требовала от сына, чтобы он называл ее папой. Больше граф Андрей ничего не знал об участнице своего невероятного приключения, поэтому услышать вновь это имя сейчас, в своем доме, было для него ошеломительно.

Он приказал ввести даму.

Появилась фигура, окутанная плащом, однако когда плащ был снят, под ним оказалась женщина, одетая в мужской наряд, и граф Андрей понял, что ошибки нет: это та самая мадемуазель Рокур.

– Вижу, вы меня узнали, – усмехнулась она, бросив на Разумовского игривый взгляд. – Прикажите подать вина, а потом позабавимся.

Самые пылкие воспоминания всколыхнулись в голове Разумовского, однако он почувствовал, что нынче потешить Амура вряд ли удастся. При всей игривости взгляда и улыбки было в мадемуазель Рокур что-то невероятно деловое, как если бы она была промышленником, явившимся на переговоры, а не женщиной (ну ладно, пусть наполовину!), явившейся к мужчине, с которым некогда делила ложе.

– Не верю глазам, – пробормотал граф Андрей. – Какими судьбами вы в России? Неужели решили украсить своей персоной труппу здешнего театра?

– Не сомневаюсь, что эта прогорающая труппа в таком случае мигом поправила бы свои дела, – усмехнулась Рокур. – Однако я здесь инкогнито.

– Что?! – изумился Разумовский. – Вы… что сталось с вашим знаменитым тщеславием?