Мэрилайл Роджерс - Неразгаданные сердца

Две служанки, находившиеся здесь, чтобы помогать ей, взглянули в его сторону, но по первому слову Анны бросились выполнять ее распоряжение. Это привело вошедшего в ярость. Замок Дунгельд принадлежал теперь ему, и только благодаря его великодушию Анне с мужем, сэром Джаспером, было позволено здесь оставаться. Он уже раскаивался в своем решении, принятом не без умысла: следовало добиться, хотя бы в малой степени, расположения вдовы, которую он пожелал взять в жены, чтобы заполучить ленное владение ее умершего супруга.

— Оставьте нас.

Этот резкий приказ словно кинжалом вспорол тишину, наступившую в спальне, когда роженице была дарована недолгая передышка, и тут же ее муки возобновились.

Анна бестрепетно встретила угрожающий взгляд Гилфрея. Она невольно подалась вперед и оказалась между ним и кроватью, словно защищая от него леди Сибиллу. Когда наступил срок разрешения от бремени, нынешний хозяин замка отсутствовал — выезжал со своим отрядом по каким-то делам — и никому не пришло в голову послать за человеком, который был мужем, но не был отцом. И все же он вернулся, и возник здесь, на пороге — а вместе с ним возникло ощущение неясной угрозы.

В течение долгих десяти лет Сибилла и ее муж Конэл, барон Райборн, мечтали о ребенке. Когда, наконец, их молитвы были услышаны, они ждали дня с величайшей радостью. Однако барон умер прежде, чем его дитя появилось на свет, и, по глубочайшему убеждению Анны, тут не обошлось без козней кого-нибудь из подлых слуг и приспешников Люцифера. И она опасалась, что на одного из них сейчас устремлен ее взгляд. Его жесткие темные волосы, тронутые сединой, обрамляли рябое лицо, на котором угрюмый нрав проложил неизгладимые морщины и навечно изогнул вниз углы губ.

Прищуренными глазами глядя на женщину, посмевшую оказаться на его пути, Гилфрей жестом подозвал кого-то, стоявшего за его спиной.

— Мы сами позаботимся о миледи.

Слова были произнесены мягким тоном, но в них звучал неоспоримый приказ: Анне следовало уйти.

Глаза Анны расширились при виде отвратительной старой карги по имени Мэг, которая выскользнула из-за приземистой фигуры нового барона. В руки Мэг, похожие скорее на клешни, въелась такая же застарелая грязь, как и в лохмотья, которые она носила. Медленно покачав головой, Анна взглянула на роженицу, которую вновь сотрясали спазмы боли. Бедная Сибилла! Сначала она овдовела, потом ее выдали замуж за человека, который ей отвратителен… а теперь эта нескончаемая пытка… при ее-то деликатном сложении! Как же Анна могла оставить подругу именно сейчас, когда ей так необходима поддержка любящих рук? На двух гусынь, которых приставили к Сибилле для услуг, не очень-то можно понадеяться. К тому же Анна не сомневалась, что этот человек задумал сотворить что-то недоброе, если родится мальчик: сын его предшественника мог бы впоследствии предъявить права на все, что Гилфрей считал уже своим.

Сочтя колебания Анны за отказ подчиниться его требованиям, Гилфрей зарычал:

— Убирайся и впредь никогда не смей мне противиться, если не хочешь, чтобы я выгнал тебя на улицу!

Он двинулся вперед, бесцеремонно отшвырнув с пути Анну. Старуха засеменила следом за ним к кровати и сквозь раздвинутый полог уставилась на женщину, которая была настолько одурманена болью, что не узнавала ни мужа, ни кого-либо еще.

От грубого толчка Анна отлетела так, что ударилась о сундук, стоявший поблизости от кровати, и упала на пол. Собравшись с силами, она вскочила на ноги, ее голубые глаза метали молнии… но тут же обнаружила по бокам от себя парочку угрюмых стражников Гилфрея. Выбора у нее не было; оставалось только удалиться, хотя она и чувствовала, что покидает в беде женщину, привечавшую ее с первого дня прибытия в этот замок.

Вздернув подбородок, Анна (которая была ростом не ниже обоих стражников) вышла из спальни и направилась по широкому коридору к винтовой лестнице, высеченной в толще каменной стены. С горделивым видом спускаясь по ступеням, она бросила взгляд в узкую стрельчатую щель, из которой на лестницу попадало больше света, чем давали слабые, мерцающие масляные светильники. Сколь ни узок был этот проем в стене, Анна увидела сквозь него синие волны, разбивающиеся в белую пену у подножия отвесной скалы, а за изменчивой картиной теней и света, играющих в морских волнах — зеленую стену густой лесной чащи.

Замок Дунгельд, возведенный на вершине скалистого острова с крутыми берегами, представлял собой почти неприступную крепость, приблизиться к которой можно было лишь во время сильного отлива, когда обнажалась дорога — узкая каменистая коса между островом и пустынным, необжитым берегом Англии.

Десять лет миновало с тех пор, как Анна вышла замуж за рыцаря, возглавлявшего гарнизон замка; кроткая супруга лорда Конэла приняла ее самым сердечным образом. Единственные дамы благородного происхождения в самом замке, да и в его ближайших окрестностях, они подружились так же, как и их мужья. Если не считать огорчений, вызванных бездетным браком Конэла и Сибиллы, жизнь в ленном владении баронов Райборн можно было считать приятной. Но вдруг все круто изменилось — не прошло еще и трех месяцев с того дня.

Один из конвоиров Анны толчком отворил дверь комнаты, в которой проживали они с мужем с тех пор, как Джаспер был низведен до положения рядового стражника — положения столь низкого, что это следовало бы считать прямым оскорблением для уважаемого рыцаря. Они остались здесь только ради леди Сибиллы. По крайней мере, у них была своя комната, хоть и очень маленькая, и им не пришлось переселяться в большую общую палату — этажом ниже парадной залы, где размещались все остальные стражники.

Окованная железом дверь захлопнулась за Анной, и при свете единственной сальной свечи, горящей на грубой металлической подставке, Анна присела на колючий, набитый соломой матрас их убогой постели. В комнате не было ни окна, ни камина; холод и тьма не улучшали настроения. Снова и снова ее мысли обращались к тому ужасному событию, которое так резко и безжалостно изменило судьбы обитателей Райборна.

В тот день Джаспер сопровождал лорда Конэла на охоту в прибрежных лесах. Их старший сын, Герберт, впервые в жизни подстрелил оленя, и это событие следовало отпраздновать вечером. Однако Джаспер вернулся в замок сам не свой: сокрушенно качая головой, он без конца повторял свой рассказ. В лесу они с Конэлом хохотали от радости, восхваляя доблесть отрока; ничто не настораживало их, ничто не предвещало беды. Джаспер сам не мог поверить в случившееся и только тупо твердил одно и то же: не было ни единого признака надвигающегося несчастья, ни малейшего намека на то, что теплый солнечный день таит в себе леденящий ужас смерти. И тем не менее это произошло: какая-то шальная стрела со смертоносной точностью угодила в сердце Конэла.

Читать дальше