Ольга Лебедева - Игры кавалеров

— Помню, я сразу усомнился во всей этой истории с чудесным спасением нашей Таник, когда впервые услышал от нее — при нашей столь неожиданной встрече в замке! — имя этого Орлова — так витиевато начал Владимир свой рассказ. — Я ведь, признаюсь, его и прежде слыхал, да все никак не мог вспомнить — в какой же именно связи?

К тому времени все уже воротились в Тюленево и успели воздать должное и ароматному жасминовому чаю — гордости старой помещицы, и пирогам да яблочным расстегаям, которые в имении пекли круглый год, благо яблочные запасы в кухонной кладовке сроду не иссякали. Лишь мужицкое войско задержалось, потому что не всем хватило саней. Навстречу им были высланы из имения телеги, а каждому из воинов обещаны были чарка водки и пятак серебром — за усердие. А молодых людей Марья Степановна усадила отдыхать да потчевать.

Отчество у Чижовой было как есть не дворянское, и тому досужие сплетники уже давно придумали простое объяснение, нередкое в ту пору в России. Будто бы происхождение ее было совершенно низкое: приглянулась красавица-селянка старому барину, дал он ей вольную, да и обженились они. А спустя три года старый барин помер. Но к тому времени бывшая крестьянка, а ныне новоиспеченная барыня крепко держала в руках все хозяйство покойного супруга и славилась на всю округу рачительностью и разумностью в делах. А под старость и дворянство выправили — тут уж петербургский дядя расстарался, подсунул в нужное время нужному вельможе должным образом составленные бумаги.

Так ли это было или лгали злые языки, Владимира это никогда особенно не интересовало. Он нежно любил свою тетушку, ласково звал «сестренкой» по-немецки, а та в племяннике просто души не чаяла.

Теперь молодые люди наслаждались покоем и теткиным хлебосольством, а сама Марья Степановна с умилением слушала племянничка, мало что понимая в нынешних светских хитростях.

— В бытность мою в университете приехал в Геттинген австрийский высокий чин, при их эрц-герцоге чиновник по особым поручениям. И на одном из приемов, в тесной компании поведал прелюбопытнейшую историю. Чиновник тот был чрезвычайно сведущ в финансовой части и потому ведал особо приватными делами, касаемыми благополучия всей Австрии. От него я впервые и услышал о сём кавалере Гименея.

Все началось с внезапной смерти тирольской баронессы фон Мекк, совсем недавно вышедшей замуж за молодого красивого француза, по слухам, чуть ли не маркиза, обедневшего в пору парижской революции. Спустя три месяца счастливого брака баронессу по возвращении из венской Оперы постиг внезапный сердечный удар, когда она принимала ванну. На теле покойной не было найдено ни единого следа насилия, баронесса попросту утонула. Молодой муж был безутешен и не мог от горя рассказать ничего вразумительного. А спустя две недели исчез.

Уже потом обнаружилось, что баронесса весь свой капитал переписала на маркиза. А тот и был таков, прихватив немалое наследство.

Случай сам по себе, может, и не привлек бы внимание австрийской тайной полиции, если бы не аналогичный случай, на сей раз с женщиной низкого происхождения. В Зальцбурге, второй музыкальной столице державы, овеянной славой вдохновенного Амадеуса Моцарта, тамошнему архиепископу доложили, что утонула некая певичка из его придворной капеллы. Велено было провести дознание, и тут выяснилось, что с дамочкой беда приключилась в собственном доме, в бронзовой ванне, подаренной ей мужем, русским князем, влюбленным в нее без памяти. История была подобна венской, совпали даже мелкие детали, и опять — ни следа на теле покойной!

— Коли бы он их топил, барыни отбивалась бы, — безапелляционно молвила тетка. — Хоть какой синячок али кровоподтек на ножке непременно обнаружиться должен был.

— Непременно, — подтвердил Оленин.

Ольга же с Татьяною испуганно переглянулись, однако любопытство взяло верх — слушали далее уже с удвоенным интересом.

Так или иначе, дознание не дало результата, а «князь» в скором времени уехал. И лишь потом оказалось, что певичка была не прямою, зато единственной наследницей главы магистрата в Инсбруке. Когда вся немного улеглось, русский вдовец посетил сей альпийский курорт, предъявил права наследования — благо все бумаги были выправлены женою на него сразу после свадьбы, и был таков.

Тут уже запахло намеренным мошенничеством. Однако чиновник, рассказавший всю эту историю, потерял следы русского «француза». Тем более грянула война с Наполеоном, и в Европе вновь запахло порохом.

Скорее всего, напоследок предположил австриец, брачный аферист, ежели не сказать больше, скрылся у себя на родине, в России. А фамилия его была, кажется, Орлов.

Чиновник так живописно описал внешность преступника, что она буквально впечаталась в память Владимира. Чрезвычайно заинтригованный всей этой мрачной историей, хотя, понятно, более, из научного интереса, он решил проделать эксперимент, дабы дознаться, каким же образом муж топил своих богатых жен.

— Один из моих коллег по кафедре, урожденный геттингенец, вызвался быть подопытным кроликом. Мы поместили его в ванную, после чего всей компанией приятелей — целых пять человек, поочередно пытались утопить бедного Курта.

— Господи, страсти-то какие… — прошептала тетка, по-бабьи испуганно закрыв рукою рот.

— Однако ж немцы — чрезвычайно атлетическая нация, истые греки, — усмехнулся Владимир. — Никому так и не удалось погрузить нашего товарища под воду. В скором времени всем это наскучило, и они отправились в…

Тут Владимир покраснел, метнул быстрый взгляд на Ольгу и закончил нейтрально:

— Словом, на кафедру…

— У них в Геттингене это так называется, — лукаво ввернул Оленин, за что был немедленно удостоен показанного украдкою крепкого кулака товарища.

— И что же дальше? — с жаром затормошили его девушки.

— Когда мы остались одни, Курт, все еще оставаясь в воде, стал излагать свои теории насчет этих странных утоплений. И в самый разгар нашей беседы точно некое наитие снизошло на меня. Я быстро ухватил своего коллегу за щиколотки и что было сил дернул на себя.

— Ишь ты, хитрец! — подбоченилась тетка, ласково глядя на племянника. — И что вышло?

— Курт не успел выговорить и слова — в мгновение ока ушел под воду, — торжествующе объявил Оболенский.

Дружный крик одобрения разом вырвался у молодежи. Однако Владимир тут же нахмурился.

— Тут-то судьба едва не наказала меня за чрезмерную догадливость. Едва Курт ушел под воду, вода с силою хлынула ему в ноздри, и он в мгновение ока лишился чувств.

— Ужас! — всплеснула руками Татьяна.

— К счастью, в Геттингене я кроме всего прочего прослушал два курса медицины у лучших немецких профессоров, — не без гордости сообщил Владимир. — Спустя несколько минут — разумеется, ужаснейших минут во всей моей предыдущей судьбе! — мне удалось вернуть Курта к жизни путем специальных упражнений и буквально вдохнув в него жизнь.