Наталия Орбенина - Белый шиповник

Но по мере того, как она росла, росло и скрытое разочарование родителей. Девочка получилась невзрачная, пройдешь мимо – не взглянешь. Угловатая, ширококостная, с длинными руками и ногами, большими ступнями. Лицо открытое, с ясными глазами, слегка украшенное веснушками. Единственное богатство, доставшееся ей от матери, это роскошная темно-каштановая коса, толстой змеей сбегавшая по спине аж до колен. Наверное, Господь Бог сначала задумал ее мальчиком, но потом изменил свое решение. Надя была спортивна, любила ездить на велосипеде, обожала пешие прогулки и купание в холодной воде.

Но не только блеклая внешность девушки расстраивала родителей. Надя совершенно не страдала от отсутствия красоты. В ней не было ни крупицы кокетства, жеманности, наигранности. Она не желала постигать науки флирта. Надя была сама искренность, наивность и простота. Она много читала, думала, мечтала, ее интересовали серьезные проблемы. Она хотела пойти учиться на Бестужевские курсы и стать земской учительницей. Искренне верила в идеалы добра и справедливости. Катерина Андреевна только диву давалась. Молодую Ковалевскую даже определили было на воспитание в Смольный институт. Но в этой знаменитой кузнице благородных жен и фрейлин ей оказалось столь невмоготу, что она зачахла и заболела. Испуганные родители отступились, и дальше Надя росла как трава. К ней брали домашних учителей, и она с легкостью осваивала премудрости наук. Однако попытки сделать из нее светскую даму отвергала, мягко, но непоколебимо. Из всего этого следовало, что с женихами возникнет проблема. И действительно, попытки вы возить девушку в свет закончились сокрушительным провалом. Самолюбие старших Ковалевских было глубоко уязвлено. Сама же Надя к собственному светскому провалу отнеслась равнодушно.

Она жила в мире своих образов, книг, переживаний и по-девичьи свято верила в романтические сказки о рыцаре на белом коне.

В этой связи Владимир Роев оказывался единственным и самым достойным кандидатом в мужья. Подружившись с семьей Ковалевских и найдя в их доме то, чего, вероятно, недоставало в его семействе, молодой человек прикипел душой и к супругам, и к их дочери. Она подрастала на его глазах, и он видел, как много в них схожего. Владимира поражали Надина открытость и искренность, естественность в поступках и речах. Он понимал, что она не красавица. Но это ему было не важно, потому что душа этой девушки представлялась ему горным хрусталем. Роев и сам не знал, с какого момента он стал любить Надю и мечтать о ней как о возлюбленной. Ему казалось, что всегда, с первого дня, когда он увидел ее трогательным ребенком в платьице с оборками и куклой в руках.

От внимательного материнского взгляда Катерины Андреевны не ускользало ничего. Она привечала Владимира как родного сына." Если этот брак состоится, как знать, может, и наивные Надины мечты пойти в учительницы развеются сами собой. Будет собственный дом, пойдут дети, и всякая глупость юности пройдет сама собой.

Жизнь заставит. Катерина Андреевна не теряла надежды увидеть в дочери собственное подобие.

Она приходила в ужас и тоску, представляя Надю с остриженной косой, в невзрачном платьице, со стопочкой книжечек, перевязанных бечевочкой. И потом все эти институтки так свободны в нравах! А многие водят знакомства с молодыми людьми очень радикальных и вольнодумных взглядов! Надя, с ее любовью к книжкам и умным рассуждениям, может легко оказаться в опасном знакомстве. Только ранний брак может изменить дело. Однако вслух ничего не произносилось. Боялись спугнуть Надю. И вот час пробил. Главные слова произнесены.

Когда подъехали к дому, солнце уже клонилось к закату. Владимир помог девушке сойти с коляски и, не оставшись обедать, спешно уехал. Надя вбежала на террасу дома, где в кресле-качалке в ожидании молодежи уютно расположилась мать.

– Отчего это Владимир не остался на обед и убежал, даже не зашел проститься? – изумилась Ковалевская.

Но, заметив смятенное выражение лица дочери, насторожилась.

– Уж не поссорились ли вы?

– Нет, мамочка, хуже того! Он сделал мне предложение! – с чувством выкрикнула Надя и с вызовом посмотрела на мать.

Повисло молчание. Катерина Андреевна быстро барабанила пальцами по полированной ручке кресла. Она ожидала этого шага от Владимира, молила Бога, чтобы это произошло, и все-таки это событие случилось внезапно. Сейчас главное – не давить на дочь, необходимо плавно подвести ее к мысли о неизбежности. этого, во всех отношениях удачного для нее, брака.

– Ну что, пойду обрадую твоего отца, – пропела Катерина Андреевна, легко поднимаясь с кресла. – Василий, Василий Никанорович!

Ей бархатный голос зазвучал уже в глубине дома, где в прохладных комнатах от жары скрывался муж.

Надя, с недоумением уставилась на кресло, которое еще раскачивалось после ухода матери.

Ее не стали уговаривать! Вопрос решен, или она так свободна в выборе? Девушка побежала в свою комнату и, запершись там, предалась нелегким размышлениям.

Князь Верховский несколько дней обдумывал сложившуюся ситуацию. Он попал в неприятное положение. Его отвергли. Его не хотят. И кто?

Боже мой! Купчиха! Однако перед глазами стояли раблезианские формы барышни Астаховой, и от этих воспоминаний Евгения бросало в жар.

Женское тело влекло его постоянно, днем и ночью. В столице не осталось ни одного публичного дома, в котором не побывал благородный молодой человек. Многие светские дамы с легкой дрожью возбуждения и румянцем на щеках вспоминали любовные объятия Верховского. Собственная княжеская постель подолгу пустовала.

А если он и ночевал дома, то редко спал один.

Прислугу в княжеский дом отбирали такую, что просто загляденье! Только горничные долго не задерживались и через некоторое время срочным образом выходили замуж, получив от хозяина «отступные». Но все эти бурные приключения через некоторое время стали казаться Евгению пресными. Он стал замечать в себе неприятные особенности. Красивая, ухоженная, молодая женщина возбуждает его меньше, чем некое уродство. Он устремился на окраины города, в кабаки, притоны, в рабочие кварталы, в мрачные доходные дома в поисках новых ощущений. Горбуньи и калеки, спившиеся седые кокотки, еще не утратившие прежних профессиональных навыков, несовершеннолетние, еще нетронутые девочки, а лучше того – мальчики. Эти обитатели людского дна превратились в самую сладостную часть его жизни. Он надолго пропадал, пока еще не рискуя приводить жертву к себе в дом. При этом Евгений сознавал свою возрастающую порочность. Сжигавшее сладострастие мучило его.

Объекты страсти были и самому ему отвратительны. Но чем отвратительней они были, чем более коробилось его эстетическое чувство, тем сильнее он получал удовлетворение чувства животного, физиологического. Верховского пугало то, что с ним происходит. Он не был глуп и наивен, понимал, что надо остановиться. Иначе – катастрофа! Но пока он не видел спасения.