Ребекка Флэйн - Виргиния

— О… да, конечно.

— Даже если мой отец пошлет вашего на… на солдатском языке?

Она кивнула. Он взял ее за руку так, словно это был кусочек хрупкого фарфора.

— Послушайте теперь меня, Истер Уокер. Мне нет дела до взаимоотношений наших родителей, ни до политических козней губернатора. Все, что вы слышали обо мне — правда. Я — друг Бэкона и сторонник его дела. Я знаю лес, а также язык индейцев и их обычаи. Однажды в некой таверне я действительно проучил нескольких нахалов. Но с того сентябрьского дня, когда я встретил девушку на пристани Арчерз-Хоуп, я изменился.

Ее пальцы сжались.

— Да, я изменился и больше не думаю о том, чтобы удрать к индейцам и охотиться вместе с ними у синих гор, — он немного помолчал, затем продолжил: — Бог свидетель, я никогда не думал о вас, как о выгодной жене. Вы просто всегда со мной, где бы я ни был. И тот глупый маскарад, столь обидевший вас, страшно мучает меня до сих пор.

Она высвободила руку. Он не сделал попытки вновь овладеть ей, а просто сидел и молча смотрел в пустоту.

— Вы тревожите меня, — сказала она.

— Не я, а ваша собственная гордость… О, простите, я иногда думаю вслух. Это свойственно людям, путешествующим по лесу в одиночку. Если бы вы вышли за меня, я бы показал вам МОЙ лес. Мы бы сидели у костра, и я бы рассказывал вам индейские сказки, пел их песни… Я бы научил вас не бояться в лесу ни человека, ни зверя, ни призрака…

— Вы говорите, как…

— Ну же?

— Как Усак.

— Конечно. Я и есть Усак, и я люблю вас. Вы же видите во мне лишь противного щеголя в дорогом лондонском парике и бархатном плаще… Кстати, не после ли встречи с Усаком вы так резко переменили свое мнение о щеголях?

— Но… — сердито начала она.

— Простите. Индейцы говорят: мой язык прям, как стрела. В нем нет земной хитрости. И я честно скажу вам: у плана губернатора есть одна единственная положительная, на мой взгляд, сторона — вы в качестве финального приза. Но мне необходимо ваше согласие.

— Я боюсь.

— Меня?

— О нет! Вы, похоже, до сих пор не осознали, что губернатор вознамерился вас повесить. По крайней мере, сейчас.

Он рассмеялся.

— Да, да! Губернатор полагает, что ради меня вы пойдете на предательство. И тогда окажитесь полностью в его власти.

— Вы все-таки считаете меня бунтовщиком?

— Я просто знаю, что никогда не смогу изменить вас…

— Вы уже изменили меня.

— Я хотела сказать, что…

— …Что вы англичанка, а не виргинка. Сомневаюсь в этом. Будь моя воля, я бы говорил с вами не о политике, а о любви. Но…

— Мне же не хочется говорить ни о любви, ни о политике, — ответила она. — Как и вы, я изменилась. Я уже не та девушка, которую юноша по имени Усак встретил однажды на пристани. Еще недавно я была весела и беззаботна, а теперь, когда вы говорите о любви, я чувствую лишь страх… Мой отец когда-то был моряком. Он знает слова, которые бьют и ранят как плеть, слышала от него вещи, которые просто не смею передать вам. В общих чертах, это звучало так: если я не выйду за вас замуж, вас повесят. И вашего отца вместе с вами, также обвинив в предательстве. Сам же он просто выполняет приказ губернатора.

Ланс резко выпрямился.

— Он прямо так и сказал?

— Да, и не только это. Я просто не хочу, чтобы вы узнали обо всем от других. Вы понимаете меня?

Ланс побледнел от гнева. Его мускулы напряглись. Грубые обидные слова готовы были сорваться с языка. Дурак! Трижды дурак! Сидеть здесь и говорить о любви, когда…

Ее голос доносился до него как сквозь пелену:

— Любой мужчина возненавидит женщину, спасшую его от палача. Ни одна девушка с силой волей не позволила бы завлечь себя в такую ловушку. Я не знаю, что мне делать, Ланс Клейборн. Уходите и дайте мне побыть одной. Мне надо подумать. Я не хочу, чтобы вас повесили.

Он попытался улыбнуться.

— Мой наставник Брум учил меня логике. Похоже, он не преуспел в этом, поскольку наш разговор озадачил меня не меньше, чем вас. Вы сказали, что если я не женюсь на вас, меня повесят. А вы не хотите, чтобы меня повесили. Хорошо. Вы позвали меня сюда, дабы спасти мне жизнь. Но когда я, позабыв обо всем, кроме сидящей рядом со мной девушки, соглашаюсь, предлагая вам свою любовь, вы колеблетесь. Так может быть мне просто отправиться к шерифу и смириться со своей участью?

— Сейчас не время иронизировать, — ответила она. — Вы не в состоянии понять мой страх. Губернатор должен считать, что мы… все еще любим друг друга.

Он встал, поправил шпагу и задумчиво посмотрел на стену леса перед ним.

— Вы хотите, чтобы я боялся гнусного тирана? Злобной клеветы?

— Нет, Ланс… Просто женщины чувствуют иначе, нежели вы, мужчины. Мы сидим дома и думаем о вещах, которые не решаемся обсуждать с вами вслух. Крайне редко нам выпадает помечтать, как, например, мне, об Усаке с пристани в Арчерз-Хоуп. Гораздо чаще мы вынуждены бороться — со страхом, болью, болезнями, тревогами…

— Вы и сейчас боретесь?

— Да.

— Вы хотите, чтобы меня повесили? — резко спросил он.

— Конечно нет.

— Значит, завтра наша свадьба?

— Конечно нет!

— Но почему?

— Если я выйду за вас, вы будете ненавидеть меня всю жизнь. Ведь это означает быть связанным по рукам и ногам…

— Но я согласен сделать вид, что уступаю губернатору. Что же до пут, то ради вас я с радостью прощусь со своей холостяцкой свободой. Я повторяю свой вопрос: вам безразлично, повесят меня или нет?

— Конечно нет! Боже, какой вы глупец!

— В таком случае остается лишь одно: вы уверены, что сможете влиять на мое поведение и поступки, не выходя за меня замуж?

Она ничего не ответила.

Он задумался на мгновение, а потом сказал:

— Хорошо, Истер Уокер. Пусть время нас рассудит. Моя гордость советует мне послать ко всем чертям и вас, и вашего изобретательного губернатора, и вашего перепуганного отца. А сердце подсказывает: не стоит злиться, она позвала тебя не для того, чтобы в чем-то убедить или переубедить, а просто чтобы вновь услышать, как ты любишь ее.

Она возмущенно фыркнула, но он не дал ей ничего сказать и продолжал:

— Я действительно люблю вас. Мне очень жаль, но это правда. Лучше бы я никогда не появлялся в Арчерз-Хоуп. Лучше бы я никогда не видел вас. Но как-нибудь я со всем этим справлюсь. Будь проклят губернатор со своими виселицами! Будь проклята ваша нерешительность и трусость вашего отца!

Он отвесил прощальной поклон и добавил:

— Ваш отец как-то сказал, что вы еще сами себя не знаете. Можете ему передать, что в этом я с ним согласен!

Едва Ланс успел вернуться домой, как в дверь постучали, и слуга доложил, что приехал Алан Уокер. Ланс с улыбкой посмотрел на своего озадаченного отца.

— Что ему, черт возьми, нужно, парень? — осведомился сэр Мэтью.