Луиза Мишель - Нищета. Часть первая

Разумеется, Николя отказался подвергнуться испытанию. За кого его принимают в конце концов? Хватит с него дурацких шуток. Он просит друга своего отца прекратить их, иначе они поссорятся…

Но Сен-Сиргу все стало ясно. Он поднялся и заявил сыщику, что велит немедленно арестовать его за кражу, если тот не признается, с какой целью они явились к нему. Хотя Николя и испугался такой недвусмысленной угрозы, но при этих словах старика не мог сдержать смеха.

— Черт побери! — ответил он. — Должно быть, сам дьявол впутался в это дело, раз оно сорвалось. Если вы не догадываетесь, какую цель мои уважаемые друзья и я сам поставили перед собою, обхаживая вас, значит, вы вовсе не такой прозорливец, как говорят.

Бланш и Гектор, низко опустив головы, словно окаменели в своих креслах… Все было кончено… Мечты о богатстве развеялись в прах, воздушные замки рухнули, как карточные домики, от слов гнусного сыщика, чье соучастие было навязано им глупцом-иезуитом. «Вот у кого незаслуженная репутация!» — подумала Бланш, между тем как ее брат размышлял, не броситься ли на старика и не задушить ли его? Но нечего было и пытаться: в комнате находились лакеи. По знаку хозяина они убрали со стола ножи; один звонок поднял бы на ноги весь отель, а камердинер не выпускал шнурка от сонетки.

Сыщик, равнодушный к мукам, терзавшим его сообщников, продолжал обычным развязным тоном:

— Цель, милейший господин Сен-Сирг, ясна как божий день. Взгляните на эти остренькие зубы между вишневыми губками: разве они не созданы для того, чтобы на них хрустели миллионы? А челюсть графа? Поглядите на них! Что касается меня, то я только собирался за умеренное вознаграждение в один процент использовать свои скромные способности по части интриг.

И Николя добавил, что ничего не утаит, если Леон-Поль согласится не преследовать его за кражу денег. Учитель заявил, что предоставляет это на усмотрение Сен-Сирга. Сыщик готов был все выложить, но на определенных условиях: если ему не сделают ничего плохого после того, как он откровенно, без околичностей, не щадя соучастников, расскажет все как есть.

Сен-Сирг заверил Николя, что искренность может пойти ему только на пользу; скрывая же правду, он погубит себя. Однако богач ничего не обещал и предложил выполнить требование без всяких оговорок, угрожая арестом, если самозванец вздумает солгать.

Избежать тюрьмы — вот все, что ждал Николя. И негодяй, довольный, что отделается посрамлением, поведал о затеянном заговоре, не пощадив своих сообщников. Цинизм рассказчика не раз вызывал усмешку слуг, обступивших его.

Сен-Сирг, мертвенно-бледный, откинувшись на спинку кресла, слушал повествование Николя. Ему было так стыдно, словно он сам оказался виноват во всем. Он спрашивал себя: как могло случиться, что этим низким людям стали известны его сокровенные мысли? Видно, он, старый фантазер, плохо играл роль скептика, избранную им в спектакле жизни… Злоумышленники как нельзя лучше знали, с какой стороны к нему подступиться. Это было унизительно. Перед мысленным взором старика проходил весь этот фарс, разыгранный «добродетельными» жуликами с целью завлечь его в свои сети. Сен-Сирга ужасала испорченность гнусных персонажей этой омерзительной пьесы. Его бросало в дрожь при мысли, что он собирался завещать Бланш свое состояние. Попав в руки такой черствой эгоистки, его огромные богатства наверняка стали бы орудием реакции. Он хорошо знал, что всякий, у кого на первом плане личные интересы, разбогатев, обязательно делается консерватором, то есть врагом всяких перемен, которые могли бы изменить условия жизни. И богач благословлял судьбу, столкнувшую его с Леон-Полем. К счастью, у него всегда было желание общаться с народом, чтобы лучше знать мысли и чувства простых людей. Стремление приносить пользу ближним спасло его от страшной беды.

Николя рассказал о своей договоренности с братом и сестрой де Мериа, но истинных вдохновителей заговора назвать остерегся: нужно было обеспечить себе защиту на случай увольнения или ареста. Святые отцы были всесильны и дорожили верными слугами, на которых могли положиться. Иезуиты не останавливались ни перед какими препятствиями, чтобы выручить их из беды.

Когда мошенник умолк и чаша позора была испита всеми троими до дна, Сен-Сирг велел Николя предъявить удостоверение. Оно, как мы упомянули, осталось в комнате мнимого виконта. После того как слуга принес этот документ, богач приказал подать лист гербовой бумаги, письменные принадлежности и продиктовал сыщику следующее:

«Я, нижеподписавшийся, Николя Вавр, агент тайной полиции, проживающий в Париже, настоящим признаю себя виновным в краже кредитного билета достоинством в одну тысячу франков, каковой я похитил во время незаконно произведенного мною обыска в жилище г. Леон-Поля, бывшего учителя, а ныне метельщика, проживающего в общине Бонди, на левом берегу канала Сен-Мартен.

Кроме того, подтверждаю, что в незаконных действиях — обыске и аресте означенного г. Леон-Поля — мне помогал граф Гектор де Мериа, который намеревался завладеть рукописью, принадлежавшей названному выше г. Леон-Полю.

Настоящее показание добровольно подписано мною в присутствии свидетелей, видевших, как меня уличили в вышеупомянутой краже. Предоставляю г. Леон-Полю право использовать против меня это показание, если я стану вредить кому бы то ни было. Обязуюсь впредь этого не делать и обещаю приложить все усилия, дабы вернуться к честной жизни».

Николя поставил дату и подпись. Несмотря на присущий ему цинизм, сыщика прошиб пот.

— Нате, — сказал Сен-Сирг, — вот вознаграждение за невольно оказанную услугу. Это поможет вам сдержать обещание и стать честным человеком.

И он протянул жулику несколько кредиток.

Скрепив его показание своею рукою, богач передал перо слугам, и они также подписали документ, между тем как Николя, пересчитав полученные деньги, с явным удовольствием прятал их в бумажник. Все-таки его попытка принять участие в охоте за миллионами принесла кое-какие плоды…

Сен-Сирг протянул перо графу де Мериа.

— Ваша очередь, — сухо сказал он.

— Как! — воскликнул Гектор. — Вы хотите, чтобы я это подписал? Никогда, милостивый государь, ни-ког-да! Донесите на меня, своего ближайшего родственника, бросьте меня в тюрьму: я оправдаюсь перед судом или же пущу себе пулю в лоб, но никогда в жизни вы не добьетесь, чтобы я подписал свой собственный приговор!

Бланш, еле живая, сраженная стыдом, как молнией, сидела неподвижно, словно превратилась в статую. Её лицо было искажено.

Наконец, сжалившись, старик дал слугам и сыщику знак, что они могут идти. Леон-Поль отпер дверь. Гектор, опередив остальных, бросился к выходу.