Дженнифер Хеймор - Сезон обольщения

Пока Бекки их разглядывала, Джек прошел к центральной части зала, где вокруг большого куска голубой ткани, изображавшего пруд, стояли чучела уток, гусей и других птиц. В центре пруда расположилась скульптурная фигура, изображавшая ужасающе толстое чудище, которое Джек не сразу признал.

— Похоже, они не сумели найти живой экземпляр этого вида, — пробормотал он.

— А-а, — протянула Бекки, приближаясь. — Гиппопотам. Огромный какой, правда?

— Не хотелось бы мне с таким столкнуться, — заметил Джек. — Кажется, он может проглотить целый корабль.

— Говорят, они в самом деле могут веста себя очень агрессивно, — согласилась Бекки. — Я читала, что нильские гиппопотамы иногда даже нападают на лодки.

— То есть мы должны радоваться, что живем не в Африке. Не приходится сталкиваться с такими жестокими чудовищами.

— Ну, не знаю. — В голосе Бекки прозвучало что-то похожее на иронию. — В Англии так много жестоких чудовищ. В основном в образе людей.

Он хмыкнул, признавая, что в ее шутке немало истины. Больше истины, чем ему хотелось бы признавать.

Какое-то движение привлекло его внимание. В противоположном углу зала стояла еще одна клетка, не больше той, в которой спали собаки, но животное в ней было гораздо крупнее. Рогатое существо смотрело на людей сквозь пруты решетки темными влажными глазами. Оно было невероятно уродливо — немного меньше коровы, с черной шерстью, тонкими ногами, с косматой спутанной гривой и длинной остроконечной бородкой. Загнутые рога росли, казалось, прямо из ушей, а ноздри расширялись, как воронки.

— Кто это? — спросил Джек, одинаково потрясенный и заинтересованный.

— Кажется, это гну, — проговорила Бекки. — Бедняжка, ей совсем негде повернуться.

Он поглядел на свою спутницу, на то, каким искренним сочувствием светилось ее лицо, на тот жест, которым она, просунув руку между прутьями клетки, погладила горестную морду животного, и внутри у него потеплело.

Она была другая. Совсем не похожа на женщин, которых он знал раньше. Она была особенная.

— Погляди на нее, — грустно сказала Бекки. — Она когда-то бегала по африканским равнинам вместе со своим стадом, а теперь… в плену. Кажется, она готова умереть. — И она подняла глаза на Джека.

— Мы можем ее освободить? — шепнул он, переводя взгляд с антилопы на Бекки.

— Хотелось бы. — Бекки на миг зажмурилась. — Но зачем? Она же не выживет в Лондоне. Ее либо опять поймают, либо застрелят… — Она шумно вдохнула. — Здесь нет свободы.

— У тебя столько сочувствия к животному, о котором ты ничего не знаешь.

— Немножко знаю. Я читала о гну.

— Не сомневаюсь в этом.

— Несмотря на свой страшноватый вид, эта антилопа — одно из самых миролюбивых творений Господа. Живут они большими стадами и защищают друг друга. Они не заслуживают того, чтобы их ловили, сажали в клетки и отрывали от всего, к чему они привыкли.

— Наверное, ты права. — Джек внимательно изучал ее. Бекки была красива. Темные завитки волос выглядывали из-под полей бархатной зеленой шляпки, под цвет отворотов шерстяного редингота. Блестящие темно-синие глаза смотрели выразительно и лучились добротой. Этот темный печальный взглядов котором отражалась вся прожитая жизнь и весь горький опыт, словно толкнул его в грудь.

Муж издевался над ней, и оттого она стала такой неуверенной, осторожной, так боялась освободиться от прошлого и открыть свое сердце будущему. Она знала, что не переживет новой обиды. Джек окончательно это понял. Много лет назад, после смерти Анны, он чувствовал то же самое.

Джек хотел избавить ее от страданий. Он мечтал, как будет защищать ее, ласкать и баловать, пока она сама не убедится, что совершенно свободна, пока не почувствует достаточно уверенности, чтобы разрешить себе быть счастливой.

Он никому не позволит ее обидеть. Никогда больше.

— Идем. — Она улыбнулась, хотя печаль не покинула ее глаз, со вздохом просунула ладонь ему под руку и повела Джека прочь от клетки с антилопой. — Давай немного походим.

Рука в руке, они стали медленно прохаживаться по Египетскому залу, переходя из одного помещения в другое. Их окружала полная тишина, и только каблуки слегка постукивали по деревянному полу.

Поднявшись на второй этаж, они остановились на лестничной площадке. За окном хлестали потоки дождя, заливая дорогу.

Джек склонился поближе, вдыхая ее аромат. Она пахла сладко и свежо, как тот розовый амариллис, который он ей отправил.

Взяв руку Бекки в свою, Джек стянул с нее перчатку. Она посмотрела на него ошеломленно, но не попыталась остановить. Джек засунул перчатку во внутренний карман своего фрака.

— Я однажды встретил гадалку, — сообщил он, — в порту Кингстона. Она сказала, что может прочесть судьбу человека по его ладони.

— И ты попросил ее погадать тебе?

— Да. Она сказала, что я буду жить долго и благополучно. Потом посчитала линии, которые отходят вот от этой глубокой, вот здесь… — он провел пальцем по самой большой линии на ее ладони, — и сказала, что я стану отцом троих детей.

Бекки свела брови, сосредоточенно разглядывая собственную ладонь.

— И сколько же детей нагадала бы она мне?

— Тоже трех.

Бекки резко вдохнула.

— Это ничего не значит.

— Точно. — Голос Джека прозвучал беззаботно.

— Я… понимаешь, у меня есть основания полагать, что я бесплодна.

— Что за основания?

— Ну, я была замужем целых четыре месяца, но так и не понесла.

— Иногда, чтобы понести, женщине требуется больше времени, чем четыре месяца.

Тяжело сглотнув, Бекки кивнула:

— Я надеялась… Я надеялась, если забеременею, то Уильям перестанет мною пренебрегать. И снова меня полюбит.

Всего четыре месяца! Как быстро сумел ее первый муж доказать, что он подонок.

— Люди ужасно беспомощны в подобных вещах. Возможно, высшие силы решили, что твое время еще не настало.

Но Бекки помрачнела еще больше:

— Возможно. Ведь если бы у меня родился от Уильяма ребенок, он потом остался бы без отца, а я бы всегда помнила, что его родной отец… — Голос ее точно растаял.

Он накрыл ее руку своей, так что, когда она сжала кулачок, он оказался как бы внутри его ладони. Гадалка сказала ему также, что он испытает в своей жизни великую любовь, но если не будет осторожен, то потеряет ее.

Джек знал, твердо знал, что в словах старой карги есть некая правда. Она думал, что она говорит об Анне. Но это было запоздалое предсказание, ведь Анну он уже потерял.

Впрочем, может быть, она имела в виду Бекки?

Прекрасная леди Ребекка Фиск, дочь герцога, раненое сердечко… И так богата! Мог ли он любить эту женщину? Она определенно ему нравилась. Нравилась с самого начала, и это чувство росло и крепло всякий раз, как он видел ее. От встречи к встрече он видел все новые особенности ее характера, узнавал о ней все больше.