Ирэн Фрэн - Стиль модерн

— А ты, Макс, когда ты женишься? — продолжил он без всякого перехода.

— Через три месяца. В феврале. Позже я буду слишком занят. Венеция красива и зимой.

— Венеция?

— Свадебное путешествие… Я приглашаю тебя в Париж на бракосочетание.

— Спасибо, но извини: я смогу приехать, может быть, в мае или июне. Я бы снял виллу на Ривьере.

— Бьюсь об заклад, этим утром ты и слышать не хотел о Франции!

— Не знаю, если честно сказать. Просто пришла идея в голову.

Он вынул ноги из воды и стал энергично отряхивать с них капли.

— Во всяком случае, не беспокойся. Эта девушка, как и все кинодивы, — авантюристка без особого размаха. Она напоминает мне Теду Бара, модную в то время, когда я вернулся из Европы, женщину-вамп. Продюсеры выдумывали о ней немыслимые истории. Уверяли, что ее настоящее имя Араб Дет, а Теда Бара — анаграмма этого имени. Говорили, что она родилась под сенью пирамид, что по завещанию родителей к ней перешли пергаменты, хранящие последние секреты сфинксов и фараонов… Она недолго исполняла роли фатальных женщин, что меня совсем не удивляет. Эти глупые истории совсем отвадили меня от кино!

Слуга принес еще кофе. Поток свежего воздуха проник в комнату. Стив вздрогнул и надел ботинки.

— Суета это все. Женские романы. Они все выдумывают о себе истории. Файя тоже.

— Откуда она была родом?

— Я знаю не больше тебя. Она, конечно, придумала собственную тайну. На первый взгляд она казалась очень простой, но как только к ней начинали приближаться, она воздвигала стену. Медленно, но верно. Кирпич за кирпичом.

Стив повторил движение строителя. Его тон изменился, стал резче:

— …Конечно, и мы, мужчины, тоже придумываем себе романы. И ты, Макс, если тебя беспокоят эти фотографии, значит, ты все еще помнишь свой роман.

— Ты ошибаешься. Меня интересует только политика. И Мэй.

— Очень хорошо. Тогда скажи себе, что все эти люди умерли.

Макс задумался.

— Ты, конечно, прав, — согласился он наконец. — Моя мать с тех пор больше ни разу не получала известий от графа д’Эспрэ.

— Вот видишь! Это было безумное время. Мы все боялись Файи. А теперь боимся высохшей краски на газетных страницах, фотографий, кинопленок! — Стив завязал последний узелок на ботинках: — Во всяком случае, эта Лили — брюнетка!

— Как! — выдохнул Макс. — Ты ничего не видел?

— Да нет, нет, я хорошо рассмотрел все фотографии… — Он разложил по столу газетные вырезки.

— Последняя! — вскричал Макс. — Куда подевалась последняя? Та, две недели назад…

Он приподнял чашку, опрокинул сахарницу; стал рыться в портфеле:

— Боже мой!

Оказалось, фотография упала в бассейн. Он наклонился, чтобы достать ее, но она была уже далеко от бортика.

— Оставь, — сказал Стив и тут же замер.

Под голубоватой водой бассейна, посреди золотистых отблесков мозаики проглядывал портрет новой звезды. Лили Шарми теперь ничем не отличалась от последнего воспоминания, оставшегося у него от Файи. Потому что она выкрасилась в блондинку и, завершая картину, прижимала к себе тем же жестом, что и умершая, темное животное со взглядом сфинкса. Конечно, это был кот Нарцисс.

На следующее утро Стив и Макс приехали в Нью-Йорк, не решаясь больше говорить ни о Лили, ни о Файе. Они провели вечер, обмениваясь недомолвками, перенимая друг у друга выражения беспокойства или полного равнодушия. И договорились встретиться через три недели в «Плацце», когда закончится миссия Макса. Он отправился в Вашингтон, а Стив вернулся к самолетам, конторам в Филадельфии и Детройте, к своей торопливой жизни.

Вечером в середине ноября наступил час их встречи. Прилетев на своем самолете, Стив поспешил в «Плаццу». Резкая стужа окутала Манхэттен, деревья в Центральном парке стали хрупкими от инея. Но в отеле было жарко, холл был заполнен иностранцами, прибывшими в Америку в надежде на удачную охоту за фортуной. Среди них было много осторожных европейцев: в основном поверженные аристократы, желавшие продать последнее американским миллионерам — картины мастеров и фамильные драгоценности. Они бродили с растерянным видом, рассматривая деревянные потолки, плутали в длинных коридорах, путались в зеленых зарослях зимнего сада — утомленные, внезапно постаревшие.

Отъезд Макса был назначен на завтра после полудня, и друзья решили развлечься. Всю ночь они кочевали из speakeasy в speakeasy , пили конрабандные напитки, пробовали незнакомые коктейли, слушали самую необузданную музыку. Два или три раза, немного пошатываясь, Стив садился за пианино, пытаясь наиграть шимми или фокстрот, в то время как женщины подергивались в такт — с сумасшедшими глазами, выкрикивая странные несвязные фразы. Друзья завершили свое приключение в странных клубах Гарлема. Они посмотрели танцевальное ревю — копию бродвейского — с великолепными полуголыми бронзовыми красавицами, выступающими с джазовым оркестром под настороженными взглядами сутенеров со вставными челюстями.

К утру они снова сели в «Пирс Эрроу» и отправились на Бруклинский мост, чтобы поглядеть на Нью-Йорк при восходе солнца. С берегов Ист-Ривер они увидели, как город постепенно окрашивается всей гаммой цветов от коричневого до розового — цветами хины, темно-коричневым, табачным, гранатовым, пурпурным. Улицы все больше заполнялись шумом, переносившимся через реку, город оглашался криками сирен, жужжанием моторов пожарных катеров, и им захотелось влиться в этот поток. Они заставили «Пирс Эрроу» ехать по изрытым мостовым Литтл Итали, прыгать по ухабам в восточных кварталах, где новый день был пропитан веявшими из открытых кондитерских запахами сахара и пряностей забытых стран. Затем они устремились под знамена с драконами Чайнатауна, после чего целый час объезжали на полной скорости бесконечные пустые набережные, разоренные — как, закатываясь смехом, говорил Стив — «ужасными бандитами»: гангстерами, которые вполне могли в любую секунду выпустить в них пулеметную очередь, считая это рядовым делом — shooting affairs [76] Деловая охота (англ.). .

Стив передал Максу руль, и тот упивался виражами в скрежете шин, безумными спусками к набережным. Ему доставляло удовольствие подниматься резкими и причудливыми полуоборотами к белой Парк-авеню и ее особнякам. Проезжая мимо, Стив с расстановкой называл имена их влиятельных владельцев: Вандербильд, Фрик, Астор, Брэдли-Мартин… Электрическая реклама на зданиях — СТАНДАРТ ОЙЛ, РЭД СТАР, ДЖЕНЕРАЛ МОТОРС, ПОКУПАЙТЕ ДОРОГУЮ МЕБЕЛЬ, ВОСЕМЬ ДНЕЙ В МАЙАМИ, КУПИТЕ СТРАХОВКУ ЖИЗНИ — гасла одна за одной, за исключением голубой и красной О’НИЛ СТАЛЬ ИНК. Стив распорядился, чтобы она не гасла до отъезда друга.

Они остановились, чтобы съесть сандвичи, и снова двинулись в путь. Казалось, Макс хотел вдоволь насытиться Нью-Йорком за рулем «Пирс Эрроу», постичь его суть под дрожащие звуки шоссе, дотронуться до того невидимого утеса, на котором он был построен. Наэлектризованный штурмующей улицы толпой, витринами магазинов, сотнями встречавшихся ему, обгонявших и следовавших за ним автомобилей, он с таким непринужденным видом вел машину, что Стив даже не мог вспомнить то несчастное выражение лица, которое было у друга три недели назад. Миссия Макса удалась — амбиции были удовлетворены. «Честолюбие, — подумал Стив, — честолюбие может служить противоядием от любви». Правда, в последние дни он уже не был в этом уверен.